Миры Пола Андерсона. Том 19
Шрифт:
— Нет, наверное, — ответил Коффин без особой убежденности.
— У нас с вами нечто вроде социального конфликта. — Свобода попытался улыбнуться, чтобы разрядить атмосферу. — Вы, фермеры, не любите нас, предпринимателей, потому что мы конкурируем с вами за обладание техникой, которой все еще не хватает. Но под внешним конфликтом подспудно зреет другой, более глубокий. Думаю, это неизбежно. Люди научного склада в основном тяготеют к деятельности, не связанной с сельским хозяйством. Они несколько прагматичнее фермеров и, я бы сказал, гедонистичнее. Мне частенько приходилось слышать ворчание фермеров по поводу того, что Верхняя Америка превращается
— Это одна из причин, почему я выбрал фермерство, несмотря на свою прежнюю профессию, — признал Коффин.
Свобода уставился в клубящуюся мглу.
— Нам не о чем беспокоиться, по крайней мере в ближайшие столетия, — сказал он. — В нашем распоряжении целая необжитая планета.
— В том-то и дело, что не целая, — возразил Коффин, — а всего лишь несколько плоскогорий, к тому же в основном бесплодных. Мы заселим их за несколько поколений. А дальше что? Нужно заранее думать о будущем. Надо целенаправленно создавать свою культуру, чтобы она не угодила в ту западню, в какую попала Земля.
— Да, я слыхал подобные рассуждения. Хотя я лично не представляю себе, как вы сможете направлять развитие культуры по строго определенным рельсам, не потеряв при этом свободы, ради которой мы сюда заявились.
— Может быть, вы и правы. Хотя, на мой взгляд, вы сильно переоцениваете значение свободы... Впрочем, я ведь никогда не был конституционалистом. Но я твердо убежден, что никакая свобода немыслима без свободного пространства. Как может человек стать личностью, если ему негде пообщаться с Господом наедине? А в Верхней Америке через столетие-другое яблоку некуда будет упасть.
— Когда-нибудь появятся люди, способные жить на уровне моря. Природа позаботится о том, чтобы вывести такую породу.
— Лет через тысячу? И что это даст? От вашего либертарианиз- ма и моего индивидуализма (а они не тождественны) к тому времени давно и следа не останется. — Коффин тоже вперил взгляд в зыбкую белую пелену. — И все-таки интересно: что там, под облаками, скрывается?
— Это всем интересно.
— Э-э... Мне кажется, вы как-то упомянули о том, что в облачном слое есть свои формы жизни. — Коффин явно стремился увести беседу в отвлеченное русло.
Свобода ничего не имел против.
— Вы слыхали о туманопланктоне? Хотя вам-то вряд ли приходилось с ним сталкиваться, он редко поднимается так высоко. О нем вообще мало что известно, кроме того, что он состоит из крохотных организмов — растительных, животных и промежуточных — и все они плавают в постоянном облачном поясе. У меня есть своя теория по этому поводу. Я думаю, все начинается с того, что ветер выдувает частички горных пород и приносит их сюда, где капли воды растворяют содержащиеся в них минералы. На Земле такое вряд ли возможно, но здесь, где есть плотный облачный слой и атмосфера, способная удерживать в себе довольно большие капли, в облаках может скопиться значительная концентрация ионов минералов. Углекислого газа тут в избытке, солнечного света тоже достаточно, хотя на первый взгляд и не скажешь. Так что, я полагаю, микроскопические формы жизни наловчились питаться этим жиденьким минеральным супчиком, а их самих стали поглощать чуть более крупные формы и так далее. Естественно, это живое покрывало очень разреженное — в лучшем случае десяток крошечных, с булавочную головку, живых существ на кубический метр. Но все-таки это жизнь. И одна из разновидностей местной фауны, превосходящая
— Вы имеете в виду воздушных дельфинов? Я слыхал о них краем уха.
— Их мало кто видел. Я за многие годы несколько раз с ними сталкивался, и то мельком. Не далее как вчера один из них висел возле моей шахты. Хотя все логично: если дельфины кормятся туманопланктоном, то их и не может быть много. Я рассматривал их в бинокль. Они похожи на толстые сигары и передвигаются с помощью своего рода реактивного двигателя. Это опять-таки только догадка, но я думаю, их удерживает в воздухе большой внешний пузырь, наполненный биологически генерированным азотом; они всасывают воздух, поглощают из него планктон, а воздух выпускают из зада струей и таким образом передвигаются. Медлительные, безмозглые и безвредные. Я бы с удовольствием одного из них препарировал.
Коффин кивнул.
— Какой бы ничтожной ни была плотность планктона в среднем, — сказал он, — воздушные вихри должны создавать локальные концентрации. Атам, где восходящие потоки воздуха омывают голые скалы, как здесь, например, облака более минерализованы и планктон в них гуще. Наверное, именно это и привлекает дельфинов. — Он помолчал немного и спросил: — А дышать планктоном не вредно, как вы думаете?
— Постоянно я бы не советовал, — отозвался Свобода. — Силикоз можно заработать запросто. Но проходить сквозь него время от времени, думаю, не опасно. Те, кто исследовал облака до нас, вернулись невредимыми. Не исключено, конечно, что там есть какие-нибудь химикаты, из-за которых лет через десять разовьется рак легких. Кто знает? Но я сомневаюсь.
Коффин пожал плечами:
— Через десять лет в больнице будет полно противораковых средств. — Он осушил свою чашку. — Ну что, пошли?
Свобода заставил его промаяться еще полчаса, пока не отдохнул. Затем они надели шиповки, упаковали рюкзаки и связались веревкой. Свобода пошел впереди, ощупью спускаясь по незнакомому склону, все круче убегавшему вниз между невидимыми скалами. Туман был густой и вязкий; ручейки соединились в поток, и путникам пришлось пробираться вдоль него. Вода была серозеленой от минеральной пыли, с белыми барашками, шумной, торопливой и холодной.
Ян потерял ощущение времени. Ничего не осталось, кроме усталости в плечах и коленях, влажности прилипшей одежды, ударов ветра, скользкой дороги под ногами и сырости, забившей ноздри. Но он не забывал об отчете спускавшихся сюда ранее скалолазов. У них не было возможности составить точную карту, но они отметили все ориентиры, какие смогли. Там, где поток падает с высокого обрыва, нужно свернуть в сторону и идти вдоль уступа... И что это, если не грохот водопада, доносится сейчас из облаков?
Да, все правильно. Ян подал Коффину знак остановиться. Мокрая каменистая тропа обрывалась — и ничего, кроме тумана, не было видно впереди, словно они очутились на краю Гиннунгагапа. Слева река исчезала за гранью обрыва, и только шум, усиленный и подхваченный ветром, свидетельствовал о том, что ее не всосал в себя туман. Справа смутно выступал из скалы огромный мыс, будто сторожевая башня у замка великанов. Камень был выщерблен и изрезан непогодой. Узенький уступ, уходивший наклонно вниз, очевидно, и представлял собой тропинку. Верхушка утеса скрывалась в облаках, но скалолазы примерно определили его высоту по отражению звука. Сто или пятьдесят метров, сколько они там насчитали?