Миры Роберта Шекли. Книга 4
Шрифт:
– Мне нужно идти, - сказал Кромптон.
– До свидания, - сказал писатель.
– Это будет короткая, но хлесткая сцена.
– Должно быть, хорошо быть писателем, - сказал Кромптон.
– Все равно что слизняком ползти по нескончаемому листу бумаги.
– Это ужасно, - сказал Кромптон.
– Может быть... Но писатель не слушал предложений, начинавшихся со слов "может быть". Его внимание привлекло неожиданное появление толстяка, прижимавшего к груди тяжелую скульптуру в виде черной птицы; следом за ним шли Хамфри Богарт, Мэри Астор, Питер Лорр, а также - о, нежданное явление!
– сам Альберт Деккер.
– Это уже перебор, - пробормотал писатель, продолжая яростно печатать с двумя сигаретами во рту.
Кромптон побрел дальше. Располагался отдел эпизодов на длинной, какой-то невнятной улице. Гуляя в поисках развлечений, здесь можно было услышать обрывки странных разговоров и увидеть фрагменты самых разных постановок. Вы могли продолжить свою прогулку и набрести на какой-то новый эпизод или остановиться где угодно и принять участие в развертывающихся перед вами событиях.
Хотя на самом деле все шло не так уж гладко: во время постановок то и дело возникали различные затруднения из-за непримиримых противоречий в требованиях многочисленных гуманоидных по форме, но несовместимых рас. Продюсеры эпизодов тем не менее поощряли тесное и весьма двусмысленное сближение гуманоидов, хотя публично порицали его; но диковинные акты близости всегда приманивают любопытных, несмотря на их благочестивые уверения в обратном. А это означает приток денег, то есть такого товара, ценность которого эйяне обсуждали и пытались определить вот уже несколько веков, просто чтобы проверить, так ли это на самом деле.
Кромптон, проходя мимо, услышал, как неугомонный двухсуставчатый трелизонд при полном осеннем плюмаже говорил трем своим братьям:
– Сегодня я уезжаю в Фунтрис, возможно, освободится мое место в гнезде.
А рядом стая гнолов щекотала сабистых тэдиков до пароксизмов, приговаривая при этом: "На дворе трава, на траве дрова", что приводило в ужас забравшегося на дерево молчаливого алинопода. По соседству одна женщина-человек говорила другой: "Уж и не знаю, кто тебе поможет, Джоси". А чуть дальше семь мунов пытались слиться в сексуальном псилликозе путем родительского смыкания, но тщетно: для этого им не хватало самого главного - бадминтонного инвентаря. Еще более зловещие дела творились на другой стороне улицы, где барбизан в кольчуге из листьев, с заостренным олимфатом, отстукивал сообщение о своем разочаровании на грудной клетке и брюшных щупальцах коварных, приторно-улыбчивых лунтеров, застигнутых во время запрещенного и невозможного акта псевдотрансформации.
Ни одна из этих сцен не произвела на Кромптона впечатления. Каждая из них была рассчитана на то, чтобы пощекотать чувства зрителей определенного гуманоидного вида - притом совсем необязательно человеческого. Большую часть того, что делали друг с другом эти существа, Кромптон не понимал, так же как и другие гуманоиды не понимают, что делают друг с другом люди. Это была ситуация абсолютного обоюдного непонимания, на фоне которого наше пресловутое непонимание самих себя и себе подобных выглядит сущим пустяком.
Кромптон в замешательстве глазел по сторонам, словно бесплотный разум, парящий над сценами из какого-то сюрреалистического ада, в котором карнавальные создания демонстрировали свои экзотические эмоции, воспроизводившие недоступные рассудку реалии их жизни.
Кромптон пришел к выводу, что продолжать в таком же духе совершенно бессмысленно. Повернув назад, он прошел мимо двух тэдиков, отбивавших чечетку на широком, похожем на лопату носу линяющего барбизана, миновал несколько еще менее аппетитных сцен и наконец добрался до главных ворот с печатающим на машинке писателем.
– Вы, кажется, много знаете, - обратился к нему Кромптон.
– Не подскажете, где я могу найти Эдгара Лумиса?
– Вы правы, я как раз тот человек, который вам нужен, - сказал писатель, передвигая каретку и закручивая третью сигарету.
– Знаете ли, я действую как собственный deus ex machina [Бог из машины (лат.)], так что элегантности моего замысла не будет нанесено никакого ущерба, если я скажу вам, что мистер Лумис находится слева от вас на четвертых подмостках и его представление подходит к концу. Боюсь, вам, мой друг, следует поспешить. Но прежде чем вы покинете меня, позвольте мне в двух словах обрисовать вам вашу ситуацию в целом.
За чем последовала десятиминутная лекция на тему о всевозможных тонкостях и нюансах, которые Кромптон наверняка упустил, оценивая смысл происходящих событий. Все это время Кромптон простоял неподвижно, даже не моргая, замороженный лучами ружья-парализатора - обычного средства в руках членов Галактической гильдии писателей, с помощью которого они обеспечивали себе внимание и уважение неблагодарных слушателей во время скучных, но многозначительных выступлений.
Наконец писатель завершил свою лекцию цитатой из Рильке и выключил ружье-парализатор.
– А теперь, - сказал он, - немного аплодисментов и минимальную утвержденную гильдией плату в сто проников за не столько исключительную, сколько поучительную и высокоморальную импровизацию.
– Еще чего!
– взъярился Кромптон.
– Платите, - приказал писатель, - а не то я снова включу парализатор и прочитаю десятиминутаугс лекцию на тему о благодарности по стандартным расценкам.
Кромптон заплатил, небрежно поаплодировал и поспешил смыться.
Он прибежал к указанным подмосткам как раз в тот момент, когда бородатый мужчина в набедренной повязке произносил:
– И тогда на прелестном надгробии Антигоны будут выгравированы слова: "Она так и не дождалась его прихода!"
Публика - тридцать семь человек среднего возраста из города Феникса, штат Аризона, - буквально помирала со смеху.
Бородач, поклонившись, исчез.
Кромптон схватил за рукав одного из сидевших в аудитории - по странному совпадению им оказался Джон Уинслоу Аудитор из Флагстафа - и спросил - Актеры! Куда девались актеры?
Джон Аудитор, осанистый оживленный человек со стальными голубыми глазами и нелепым шрамом от дуэли на левой щеке, бесцеремонно вырвал свою руку у Кромптона.
– Что вы сказали?
– резко спросил он, пережевывая вставными зубами фруктовую жвачку, последнее напоминание о днях, надежно похороненных теперь между толстыми и страшными страницами "Книги безвозвратно ушедшего времени".
– Я спросил: куда подевались актеры?
– А! Думаю, они за сценой, готовятся к выходу в главном финале, он должен начаться сию минуту, - охотно объяснил Аудитор.
– Не было ли среди них актера по имени Эдгар Лумис?
– Кажется, я видел это имя в программке, - сказал Аудитор, и жесткие глаза его мгновенно повлажнели.
– Да, черт побери, Лумис. , он был среди актеров.