Миры Роджера Желязны. Том 10
Шрифт:
— Неужто? Что же потом произошло?
— В то время Контора не брала на работу, и мне пришлось испытать кое-какие трудности, подыскивая подходящее дельце. В конце концов я решил заняться исследовательской работой. В этих местах для нее предостаточно возможностей.
— Что именно исследуете?
— У меня две ученых степени из Нового Гарварда по антропологии культуры. Я решил досконально изучить какое-нибудь Горючее племя, и вот, после некоторых уговоров, это самое племя меня и приняло. Я взялся также и за их образование. Однако вскоре они мне подчинились — во всем регионе. Потрясающе с точки зрения «эго». Со временем моя научная деятельность, мои социальные мероприятия стали значить все меньше и меньше. М-да, надеюсь, вы читали «Сердце Тьмы», так что понимаете, что я имею в виду. Практика, практика на месте — вот основа всего. Я обнаружил, что непосредственное участие стимулирует гораздо больше, чем наблюдение. Я взял на себя задачу придать некоторым основополагающим обычаям несчастных дикарей более эстетическую направленность. В конце концов именно таким образом я и обучал их. С тех пор как я здесь появился, в их акциях стало гораздо больше стиля.
— Акциях? Каких, для примера?
— Ну, скажем, первая акция — это что раньше они были просто-напросто каннибалами. Второе — что они плохо себе представляли, как можно использовать пленников перед умерщвлением. А все это очень важно. Если все делать как подобает, это признак высокого класса; надеюсь, вам понятно, что я имею в виду. И вот явился я с целым кладезем обычаев, поверий, табу, взятых из разных эпох, разных культур, а также и здесь, у нас перед носом. — Он снова взмахнул руками. — Человек, пусть даже получеловек, Горючий человек — это существо, которое любит ритуалы, а я знал столько разных ритуалов!..
Так что я всё это пустил на пользу и вот занимаю теперь высокое положение, и мне оказываются великие почести.
— Все-таки каким образом ваши слова применимы к нам? — спросил я.
— Тут все делалось довольно неинтересно, — сказал Морби, — и местные жители пребывали в тоске и беспокойстве. Потому я решил, что пришло время новых церемоний. Я поговорил с Прокрустом, нашим Главным Воителем, и предложил ему взять кого-нибудь для нас в плен. Насколько я помню, на странице 466 сокращенного издания «Золотой ветви» утверждается: «Толалаки, пресловутые охотники за головами Центрального Целебеса, пьют кровь и едят мозг своих жертв, дабы стать мужественными. Италоны Филиппинских островов пьют кровь умерщвленных врагов, а также съедают в сыром виде их внутренности и затылочную часть голов, чтобы обрести их смелость». Так что у нас есть язык поэта, кровь двух грозных воинов, мозги выдающегося ученого, желчная печень пламенного политика и любопытного цвета плоть веганца — и все это здесь, в одном месте. Я бы сказал, неплохая добыча.
— Ваши намерения более чем понятны, — признал я. — А что насчет наших женщин?
— О, для них мы устроим довольно продолжительный ритуал воспроизведения потомства, с довольно продолжительным жертвоприношением в конце.
— Все ясно.
— …Но все это, так сказать, в случае если мы не предоставим вам возможности целыми и невредимыми продолжать свой путь.
— О?
— Да. Прокрусту нравится давать людям шанс — пусть проверят, измерят себя в соответствии со стандартом, вдруг да и спасутся. В этом отношении он поступает исключительно по-христиански.
— И, полагаю, в соответствии со своим именем? Подошел Хасан и встал возле меня, уставясь на Морби сквозь железо решетки.
— Отлично, просто отлично, — сказал Морби. — Знаете, мне и вправду хотелось бы немножко подержать вас здесь, не отдавать. У вас есть чувство юмора. Большинству куретов явно не хватает этой детали в сравнении с остальными личностными признаками. Мне бы у вас поучиться.
— Не утруждайте себя. Лучше расскажите про возможность спастись.
— Ах да. Все мы — хранители Мертвеца. Это мое самое интересное детище. Уверен, что один из вас оценит это во время своего короткого знакомства с ним. — И он смерил взглядом меня, потом Хасана, потом меня, потом Хасана.
— Я знаю о нем, — сказал я. — Скажите мне, что надлежит делать.
— Ночью, когда он снова восстанет из мертвых, вас призовут помериться с ним силами на звание победителя.
— Кто он такой?
— Вампир.
— Да плевать на это. Кто он на самом деле?
— Он самый настоящий вампир. Сами увидите.
— О'кей, будь по-вашему. Вампир так вампир, и один из нас будет с ним драться. Как?
— Кетч безо всяких ограничений, с голыми руками, с полным контактом, а с Мертвецом нетрудно войти в контакт — он просто стоит и ждет вас. Ему будет хотеться пить, и он будет очень голоден, бедный мальчик.
— И если он потерпит поражение, вы освободите пленников?
— Таково правило, установленное мною лет шестнадцать или семнадцать назад. Естественно, что такой возможности еще никому не представилось…
— Понятно. Вы хотите сказать, что он твердый орешек.
— О, непобедимый. Вот что самое занятное. Если бы конец был другой, не было бы смысла устраивать такую красивую церемонию. Я описываю им всю картину схватки еще до того, как она начнется, а затем мои Люди видят все воочию. Это поддерживает их веру в силы судьбы, равно как и в то, что все происходит при моем тесном сотрудничестве с последней. Хасан глянул на меня.
— Что он хочет сказать, Караги?
— Это схватка, в которой победитель уже известен, — объяснил я ему.
— Наоборот, — возразил Морби, — не известен и не должен быть известен. На этой планете в связи с одной старинной игрой была когда-то пословица, гласящая: «Никогда не бейся об заклад с чертовым янки, или останешься без кошелька». Мой Мертвец непобедимый потому, что у него были врожденные способности, однако мне пришлось немало над ними потрудиться. Он слопал столько чемпионов, что его сила, естественно, сравнялась с их суммарной силой. Каждый, кто читал Фрезера, знает это.
Он зевнул, прикрыв рот скипетром с перьями на конце.
— Пойду проверю, как оборудуют место для жаровни — его надо сплошь декорировать веточками. Решите, кто из вас будет драться, а вечером увидимся. Пока.
— Чтоб ты шею себе сломал. Морби улыбнулся и вышел из лачуги.
Я собрал всех.
— Итак, у них тут есть какой-то урод, из горючих, по имени Мертвец. Говорят, что он очень крепкий орешек. Я собираюсь сразиться с ним вечером. Если я одолею его, предполагается, что нас освободят, но я не очень-то верю Морби на слово. Следовательно, мы должны придумать, как бежать отсюда, иначе из нас приготовят жаркое. Фил, ты помнишь дорогу на Волос?