Миры Роджера Желязны. Том 17
Шрифт:
— Эй, Альф, а не про тот ли Стикс идет речь, который протекает возле фермы твоего дядюшки, неподалеку от Феспротии?
— Ты путаешь с Ахероном, — отозвался Альф. — Эта река — действительно приток Стикса, но вливается в него аж у Гераклеи Понтийской, а это неближний путь от Феспротии. Ахерон вьется ужом, поэтому следует двигаться не по его течению, а срезать дорогу — идите сперва к Колон, а потом спуститесь по течению Коцита. Речушка ныряет в пещеры у озера Ахерузии, где, говорят, находятся врата в Преисподнюю, а затем сливается со Стиксом.
— Да, это наилучший путь, — подтвердил его приятель. — Он сам приведет вас к цели. Когда вы заметите, что по берегам ничего больше не растет, кроме злато-цветника и осокоря, тут вы и поймете: пришли к Стиксу. Ну а потом, когда река потечет отвесно вниз и станет жутковато, тогда уже и самый глупый догадается, что это за река.
Фауст поблагодарил простодушных селян и отправился с Маргаритой в дальнейший путь: при помощи чародейства понесся на север вдоль береговой линии полуострова Аттика. Маргарита путешествовала у него на спине, потому что никакие чары не помогли бы доктору удержать ее на руках, до того был силен встречный ветер. Снова волосы Маргариты безнадежно спутались, и она втихомолку опасалась, что от этих скоростных перелетов у нее обветрится и покраснеет кожа лица. И все же Маргарита была неимоверно счастлива: ведь она, думается, единственная женщина, которой довелось летать по воздуху вместе с волшебником! И какая это честь для необразованной девушки!
Фауст пронесся над Коринфом, над высокой крепостью этого города, затем пролетел над развалинами Фив, которые мало изменились за тысячу лет, с тех пор как город был разрушен Александром Македонским. Далее, по пути в направлении Фракии, местность стала менее гористой. Вскоре внизу появились две большие реки, и Фауст, опознав в одной из них Ахерон, начал незамедлительно спускаться.
— Почему мы останавливаемся? — спросила Маргарита, стараясь перекричать вой ветра. — Это уже Стикс?
— Нет, это тот самый Ахерон, который впадает в Стикс.
— А почему бы нам не пролететь остаток пути до Стикса?
Фауст отрицательно помотал головой. Они уже сделали такие концы, что большая часть чар была израсходована. Требовалось некоторое время, чтобы восстановить магическую силу заклинаний.
Впереди, на речном берегу, всего лишь в нескольких сотнях ярдов, доктор заметил покосившиеся строения старой фермы и плоскодонный ялик, привязанный у пристани в бухточке. Поблизости не оказалось ни живой души. Фауст быстро отвязал ялик, посадил Маргариту впереди, сам сел на корму, и вот они уже плыли вниз по течению к вожделенному Стиксу.
Глава 16
Их ялик двигался, словно во сне, по глади хмурой реки. Фауст догадывался, что они плывут по Флегетону, самому преддверию Стикса. Мало-помалу поток сужался, окрестности становились все угрюмей и пустынней, и вскоре вся растительность по берегам исчезла, остались только златоцветник и осокорь.
— Приближаемся к цели, — отметил Фауст. На протяжении всего пути ему пришлось работать шестом, дабы продвигать ялик вперед, однако остаточные чары по перемещению в пространстве слегка помогали ученому мужу, как бы подталкивая его руки незримым мускулом.
Флегетон плавно сужался, пока стал не шире обычной канавы. Вечерело, спускались сумерки.
Фауст понял, что они достигли цели, когда берега вдруг раздались и впереди зачернело что-то вроде озера, хотя течение все еще оставалось медленным. Они проплыли мимо внушительных размеров транспаранта, где на нескольких языках было написано:
«РЕКА СТИКС. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЛЮБЫХ ЧАСТНЫХ ПЛАВУЧИХ СРЕДСТВ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНО».
— Тут нам следует остановиться, — сказал Фауст Маргарите. — Только Харон имеет право заниматься перевозом через реку. И ни один маг, даже самый одаренный, не в силах самостоятельно преодолеть этот поток. Без сделки с Хароном дальше не пробраться. Пойдем поищем перевозчика.
— Ой, неужели Харон взаправду существует? — протянула Маргарита. — Ведь это же никак не вяжется с тем, что говорят священники!
— Религия тут ни при чем, — терпеливо пояснил Фауст. — Просто в здешних местах с древних времен остались сгустки энергии, которые принимают определенные видимые формы. Никакого противоречия с церковными догмами.
Как раз в этот момент он заметил, что через черный поток к ним движется небольшое судно. По мере его приближения Фауст разглядел, что это нечто вроде плавучего дома или прогулочной яхты. Судно двигалось благодаря тому, что сзади его толкали носами пять дельфинов. А поскольку в дополнение к этому движителю из брюха судна торчали весла и несколько гребцов усердно налегали на них, то паром двигался с завидной скоростью. Само судно — с высокими бортами, обшарпанное — не производило впечатления крепкого и устойчивого. Из окошек в бортах струился желтый свет фонаря, доносились звуки музыки и веселый говор.
— Эй, кто такие? — раздался окрик Харона, судно которого приближалось к ялику Фауста.
Перевозчик оказался долговязым мускулистым стариком, с заросшим седой щетиной лицом и впалыми крохотными черными глазками. Венчик седых волос топорщился вокруг шишковатого черепа. Рот был опутан глубокими морщинами. Харон отвлекся от разговора с Фаустом, чтобы отдать приказ гребцам:
— Табань! Возьмите левее! Убрать парус! Поскольку у Фауста было отменное классическое образование, он помнил, что гребцы на судне Харона — мертвые греческие герои: Тезей, Персей, Геракл, Ясон и прочие, чьих имен Фауст просто не знал.
— Итак, чего вам тут надобно? — вновь обратился к нему Харон.
— Мы хотели бы переправиться через Стикс, — ответил доктор. — Нам необходимо попасть в определенное время и в определенное место — в 1204 год, в Константинополь.
— Мы больше не плаваем в Константинополь 1204 года, — заявил Харон. — Слишком беспокойное время, много горя и беспорядка. И слишком много душ ждут переправы оттуда. У меня нет ни малейшего желания соваться на своем судне в такие горячие точки.
— Но мне очень нужно, — возразил Фауст. — Что вы хотите за перевоз?
Харон расхохотался:
— Чего я хочу, того у вас нету! Все эти россказни, что я перевожу за один обол, — бабьи сказки. Любые перевозки через Стикс стоят чертовски дорого, потому как я тут единственный законный перевозчик и как монополист заламываю, сколько взбредет в голову. Это мои воды, не вздумайте соваться в них на своем ялике. И по берегу вам путь заказан — я его засадил дурман-травой. Тебе, горе-чародей, придется прибегнуть к чертовски сильным чарам, чтобы продраться сквозь заросли дурман-травы.