Миры Роджера Желязны. Том 17
Шрифт:
— Так-так, понимаю, понимаю, — с умным видом кивал Мак, хотя мало что уразумел из длинной речи Василя.
— И, наконец, не следует сбрасывать со счетов позицию Жоффруа Виллардуэна, который возглавляет объединенное войско крестоносцев. Его и боятся, и уважают; к церкви он относится с почтением, но особой набожностью не отличается. Словом, на первый взгляд человек хороший. Зато, говорят, он ничего не смыслит в политике и плюет на интересы купцов. Любит звон мечей и добрые сражения, а до остального ему дела нет. Такой ли предводитель нужен нам в столь трудный момент?
Мак вытер губы и оглядел палатку с намерением прилечь и соснуть. Незаменимый слуга и тут расстарался — добыл койку с матрасом, набитым соломой, и даже подушку (подушки только-только входили в обиход). Мак встал из-за стола и прилег.
— Ваша милость, — сказал Василь, — я в любой момент к вашим услугам. В знак особой доверенности… часом, не скажете, на чьей вы стороне и от кого привезли послание? Клянусь, буду вам верным слугой и за вас кому хошь глотку перегрызу. Только скажите, в чем ваш интерес и кто ваши враги.
Мак попал в такой переплет, что чрезвычайно нуждался в верных людях. Он и рад был бы довериться Василю и объявить, на чьей он стороне, да сам пока не знал, к кому примкнуть, на чьей стороне правда, а на чьей — сила. Как бы не прогадать! А главное: что следует сделать ради блага человечества и во имя спасения Константинополя?
— Ты славный малый, — произнес Мак, — и все поймешь в свое время. Обещаю, что ты первым узнаешь, на чьей стороне мои симпатии. А пока прошвырнись по лагерю, собери последние новости и сплетни, а через час-другой возвращайся с докладом.
— Слушаюсь! — сказал Василь и вышел из палатки. Мак удобно вытянулся на койке и почти в тот же момент благополучно уснул.
Глава 3
Мак проснулся с чувством, что он в палатке не один. Уже стемнело. Стало быть, он проспал несколько часов. Чья-то заботливая рука зажгла свечу, горевшую в глиняном кувшинчике. Сквозняк колебал пламя свечи, и по стенам палатки металась странная тень. Очертаниями эта тень напоминала человека: фантастического человека в серо-черном одеянии, с пронзительным взглядом, развевающимися волосами — словом, страшилище, которое не хотелось бы встретить в ночной час. Мака озадачило, до чего эта тень похожа на настоящего человека из плоти и крови. Он протянул руку и коснулся ее. И тут же отпрянул. Призрак оказался плотным на ощупь.
— Ткнул меня в ребра, — сказал призрак, — а поздороваться не поздоровался. Тебя где воспитывали, олух?
— Простите, — сказал Мак, — мне показалось, что вы видение.
— А я и есть видение. По крайней мере, отчасти. Да и ты что то вроде видения — выдаешь себя за другого.
— Кто вы?
— Не буду себя называть, ты и сам знаешь.
Видение придвинулось ближе к огню, и Мак действительно узнал знакомые черты — еще бы ему забыть человека, за которым он следил несколько дней, прежде чем его сообщник Летт не огрел того дубинкой по голове в темном краковском переулочке.
— Вы доктор Фауст, — ахнул Мак.
— А ты проклятый самозванец! — с ненавистью процедил Фауст.
На какое-то мгновение Мак перетрусил — до того яростно звучало это обвинение. Но тут же взял себя в руки. У прохвостов тоже есть свой кодекс чести, совсем как у людей добродетельных, и даже в затруднительных положениях они норовят не ронять лицо, сохранять гордо поднятую голову и некоторый апломб.
Как раз теперь положение было чрезвычайно щекотливым: всегда неприятно, когда тебя ловят за руку под чужой личиной, и уж совсем плохо, когда тебя разоблачает тот, чью личину ты присвоил. В такой ситуации люди со слабыми нервишками теряются, начинают бледнеть и лепетать: «Простите покорно, господин хороший, я это сделал по глупости, сам не знаю, какой черт попутал, я уже осознал и исправился, только избавьте меня от петли!» Но Мак пошел на обман сознательно и не собирался сдаваться при первой же трудности. Он собрал в кулак всю свою волю — тот, кто решил разыграть Фауста на мировой сцене, обязан иметь хоть частицу его характера и мужества, если намерен хоть чего-то достичь!
— Кажется, мы говорим о разном, — с достоинством изрек он, вставая с койки. — Я нисколько не сомневаюсь, что вы — Фауст. Однако же я тоже Фауст — в силу того, что не кто-нибудь, а сам Мефистофель считает меня Фаустом.
— Мефистофель простофиля! Он допустил ошибку!
— Великие мира сего не совершают ошибок. Их ошибки становятся законами, по которым живет мир.
Фауст вскочил на ноги и выпрямился во весь рост перед Маком, который оказался на голову выше его.
— О, не хватало мне выслушивать этот казуистический бред от мерзавца, который присвоил мое имя! — неистовствовал доктор. — Клянусь адскими силами, если ты сейчас же не уберешься отсюда и не освободишь то место в игре, которое предназначается мне, то берегись — я поквитаюсь с тобой!
— Много о себе воображаете, — сказал Мак. — Меня выбрали для этой игры, а вам кукиш с маслом. Можете спорить с пеной у рта до самого Страшного суда, но вам ничего не переменить.
— Спорить? Да кто с тобой собирается спорить, козявка? Я сотру тебя в порошок при помощи магии, истолку в ступке и по ветру пущу! И такое наказание будет вполне адекватным!
— Чего-чего? — нахмурился Мак.
— Адекватным. То есть заслуженным. Я тебя покараю, мерзкий сквернавец!
— Подумать только, сколько вы знаете всяких слов, которые неведомы нам, простым людям! — ахнул Мак. — Только я всех этих ваших слов не боюсь, господин Фауст. На моей стороне, да будет вам известно, поддержка всех злых сил. Мне ли бояться вашего доморощенного колдовства? Если все хорошенько взвесить, я куда фаустее вас.
У Фауста глаза налились кровью от бешенства, он с трудом сдерживался, чтобы не кинуться на наглеца. Но скандал с криком и дракой в его планы не входил. Ученый муж решил любой ценой занять свое законное место в Тысячелетнем Турнире, и все же было очевидно, что пробовать запугать Мака неосуществимыми угрозами — пустая трата времени.
— Извините, что сорвался, — произнес Фауст, резко меняя тон разговора. — Давайте поговорим более рассудительно.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал Мак, потому что в этот момент полог палатки распахнулся и в нее вошел Василь. Слуга замер на пороге, с подозрением уставившись на Фауста.
— Что это за человек? — спросил он.
— Старый знакомый, — ответил Мак. — Его имя тебе ничего не скажет. К тому же он уже покидает нас.
Василь повернулся в сторону Фауста, который заметил в руке толстенького паренька обнаженный кинжал. На его подобострастной роже прочитывалась угроза.
— Да, — поспешно кивнул Фауст, — договорим в следующий раз. — Тут он сделал еще одно усилие над собой и добавил: — До следующей встречи… Фауст.
— До следующей встречи. Василь спросил: