Мисс Билли

Портер Элинор

– Но я не могу! – возразила Мэри.

– Вот как вы отвечаете на любезное приглашение! – Билли сделала вид, что обиделась. – Нужно сказать «Спасибо, я очень рада и, конечно, останусь».

Маленькая учительница музыки улыбнулась и расслабилась.

– Спасибо, мисс Билли, я очень рада и, конечно, останусь.

– Между прочим доктор запретил вам работать этой зимой, – заметила Билли.

– Что? – ужаснулась Мэри. – Но я не могу себе этого позволить!

– Отдых и забота – вот все, что вам требуется. И это именно то, что я намерена вам дать как моей гостье.

На глаза больной девушки навернулись

слезы.

– Вы так добры, мисс Билли! – прошептала она. – Как я могу злоупотреблять вашей добротой, вы и так столько для меня сделали! Я не могу обременять вас.

– Мэри, вы вовсе не в тягость. Я хочу, чтобы вы стали моей компаньонкой.

– Компаньонкой? Лежа в постели?

– Скоро вы поправитесь, так доктор сказал. Немедленно пообещайте, что останетесь!

Маленькая учительница с полными слез глазами оглядела комнату, обставленную со вкусом, с изящными обоями, кружевной скатертью на столике и акварелями в бело-золотых рамках. Она посмотрела на мисс Билли с глубокой благодарностью.

– Спасибо, мисс Билли, – серьезно сказала она. – Я буду помогать вам во всем. Я могу вести счета, переписывать ноты. А если вы мне не позволите, то я отправлюсь домой, как только смогу ходить.

– Я совсем не против помощи! И вообще подумываю, не приставить ли вас к штопке чулков и готовке пудингов, – лукаво добавила она, выходя из комнаты.

Через несколько дней мисс Хоторн окрепла настолько, что могла самостоятельно спускаться вниз. И всем обитателям Гнезда показалось, что она жила здесь всегда. Она была замечательной экономкой и помощницей, и мисс Билли поздравила себя с тем, что приняла мисс Хоторн в свой дом.

Маленькая учительница часто видела друзей Билли, особенно братьев Хеншоу, и скоро пришлась им по душе. Мисс Билли не сомневалась, что Уильям будет относиться к сироте по-доброму, но беспокоилась, как Мэри будет переносить шуточки Бертрама или холодность Сирила. Однако опасения ее были напрасными. Вскоре Бертрам захотел изобразить на холсте светлые волосы и нежную, как лепесток розы, кожу – главное очарование Мэри. А Сирил был настолько любезным, что играл ей дважды.

Глава XIX

Помолвка, которой не было

Зимой Билли много раз вспоминала слова Мэри: «А что, если мужчина и музыка окажутся на одной чаше весов?» Эти слова ее тревожили, – радовали и беспокоили одновременно. Мэри, без сомнения, имела в виду Сирила, когда говорила о мужчине и музыке. Но Билли не знала, как он на самом деле к ней относится и что чувствует к нему она сама. Будучи в глубине души девушкой обстоятельной и трезвомыслящей, она часто задавала себе эти вопросы и обдумывала их с разных сторон.

Она, конечно, гордилась влиянием, которое оказывала на Сирила. Она радовалась тому, что именно ей он открывал свою глубокую натуру. Ей льстила мысль, что она и только она заслужила внимание известного женоненавистника. А кроме того, была еще музыка, великолепная музыка. Жизнь рядом с мужчиной, душа которого настолько созвучна твоей, – о чем еще мечтать? Каждый день такого семейного союза будет пронизан гармонией. Да, это был бы идеальный брак. Но ведь она не собиралась выходить замуж… Билли хмурилась и начинала безотчетно притопывать ногой.

В этом сложном вопросе ей совсем не хотелось ошибиться. К тому же она не хотела ранить чувства Сирила, который решился снять свой ледяной панцирь и робко протягивал руки за помощью и любовью. Какой трагедией станет для него отказ! В воображении ей рисовались Сирил с мольбой во взгляде и она сама, гордо и надменно отвергающая его чувства. Этот образ стал последней каплей – Билли убедила себя, что она влюблена в Сирила. Немножко.

Что ж, если ей суждено стать его женой, нужно к этому подготовиться. Девушка всерьез решила превратить себя в заботливую и умелую женщину. Для начала, чтобы приблизиться к идеалу, мисс Билли отправилась в кухню вслед за Мэри – учиться готовить десерты.

– Я только посмотрю, если ты не возражаешь, – объявила Билли.

– Вот уж не думала, что ты любишь готовить пудинги, – улыбнулась Мэри.

– Не так уж люблю, – призналась Билли. – Но нужно же мне научиться стряпать. Ты же знаешь, как Сирил… как все братья Хеншоу любят твои десерты.

Яйцо выскочило из рук Мэри и плюхнулось на пол. Билли засмеялась, стараясь отвлечь внимание от случайной оговорки. Одно дело – пытаться стать достойной женой для Сирила, а другое – демонстрировать эти попытки всему миру.

Мэри оказалась неважной учительницей. Руки у нее дрожали, она забывала рецептуру и путала сахар с солью. Пудинг в этот раз вышел не таким уж идеальным. Билли пошутила, что у Мэри, должно быть, «страх сцены» и что зрителей в кухне быть не должно.

Следующие несколько дней Билли увлеченно занималась домашним хозяйством и не замечала, что редко видится с Сирилом. Потом она вдруг это осознала и задала себе вопрос о причинах такого поведения. Сирил бывал в доме так же часто, как и раньше, но теперь она робела при нем и предоставляла Мэри или тете Ханне вести разговор во время его визитов. Она поняла, что особенно радуется появлению Уильяма или даже Бертрама, если они прерывали ее тет-а-тет с Сирилом.

Билли встревожилась. Она сказала себе, что в ее робости нет ничего странного, раз уж ее взгляды на любовь и брак претерпели такие внезапные изменения, но эту робость следует преодолеть. Если она станет женой Сирила, ей должно нравиться проводить с ним время, и ей, конечно, это нравилось, потому что она наслаждалась его обществом уже много недель. Но теперь она решительно велела себе изучить Сирила.

И тут Билли ждало малоприятное открытие: далеко не все черты Сирила ей нравились! Девушка была поражена. Раньше он казался ей таким недосягаемым, таким безупречным, почти идеальным. Но это было раньше, когда она смотрела на него как на друга. Теперь же он получил новую роль, хоть и сам еще не знал этого. Раньше Билли смотрела на него и радовалась чудесному преображению холодного, сдержанного человека от тепла ее улыбки. Теперь же она наблюдала те стороны его натуры, с которыми пришлось бы мириться на протяжении всей жизни. То, что она увидела, ее испугало. Музыка никуда не делась, но пришлось осознать, что музыка – далеко не все. Билли откровенно призналась себе, что «пленительная таинственность» со временем выродится в угрюмую замкнутость, молчаливость станет мрачностью, а несговорчивость превратится в упрямство. Если сейчас его трудно уговорить сесть за пианино, когда он не в настроении, то через несколько лет он будет отказывать ей в самых простых просьбах.