Мисс Марпл из коммуналки
Шрифт:
Примерно через полгода после того, как Вадим Арнольдович развелся с женой и поселился в сороковой квартире, Клавдия учинила оглушительно дикий скандал. Такой, который могла изобрести одна она: практически на пустом месте, с привлечением свидетелей-зрителей.
В тот день у Вадима Арнольдовича был гость. Тихий благообразный старичок с аккуратной бородкой, очками в золоченой оправе, в приличном темном костюме-тройке.
Именно он тогда сходил к злосчастному туалету. Именно он воспитанно спустил из протекающего
Клавдия ворвалась в комнату соседа.
Кричала.
Вадим Арнольдович лишь покаянно улыбался и говорил гостю:
– Прошу прощения, дражайший Игорь Яковлевич. Моя вина. Милые дамы еще утром предупредили меня, что потек сливной бачок и следует использовать ведро, но я, увы, рассеян…
«Милые дамы». Это он о размахивающей мокрой тряпкой Клавдии и одобрительно ухмыляющейся Наденьке, призванной в свидетели.
– Пардон, Игорь Яковлевич, я мигом. Все уберу и вернусь к вам. Не скучайте.
В дверях туалета Вадим Арнольдович столкнулся с Софьей. Она, тогда еще совсем молоденькая, стояла в проеме и перегораживала путь к луже.
– Идите к гостю, Вадим Арнольдович, – сказала Софья, строго глядя в вопросительно-виноватые глаза соседа. – Идите.
Тот наклонил голову вбок, посмотрел на Софочку так, словно впервые увидел, и, поблагодарив только кивком, ушел к себе.
Прежде чем захлопнулась дверь его комнаты, Софья услышала:
– Вадим, друг мой, и все же это возмутительно! Вы, такой известный человек, вынуждены выслушивать оскорбления какой-то фурии…
– Тише, Игорь Яковлевич, тише. Прошу вас. Не стоит уподобляться…
Клавдия не силилась вникнуть в нюансы и тонкости хорошего воспитания. Интуитивно понимала: сосед в чем-то ее превосходит, и оттого бесилась еще пуще. Когда скандалист встречает не отпор, а ледяную стену безразличия к пустым наветам, он стервенеет. Вздувается от злобы, словно шар, лопается и орошает все вокруг ядовитой слюной:
– Наш-то, чокнутый, опять пошел народ дивить. По морозу-то, да в одной рубашке! Постыдился бы на старости-то лет! Волосы б постриг!
А то ходит как поп-расстрига, дети во, пальцами крутят. Тьфу, стыдоба смотреть!
Вадим Арнольдович относился к уколам с абсолютным равнодушием. И это безразличие распространялось так далеко, что задевало и Софью.
Как-то раз на кухне он попытался заговорить об этом с молодой соседкой:
– Вы не похожи на свою сестру.
– У нас были разные мамы.
Вадим Арнольдович помолчал мгновение и кивнул:
– Я почему-то так и понял.
– Это что же такого ты тут понял?! Оказывается, пока сосед разогревал на плите суп, а Софа жарила котлеты, Клавдия стояла у двери в кухню и слушала.
– Что же такого тебе о нас понятно, а?! Живет тут без году неделя, а уже понятно ему что-то!
Плиту лучше б за собой лишний раз вымыл, понятливый
Бесполезный скандал. Раздутый на пустом месте. Подобное случалось не часто, но запоминалось всё. И любой разговор с соседом хотелось начинать с извинений, а это тоже портит всё.
– Оставь, пожалуйста, Вадима Арнольдовича в покое, – не раз просила Софья.
– Не лезь, – резала сестра. После смерти мужа ей был надобен какой-то раздражитель, какой-то виноватый во всем человек… – Дашь таким спуску, сама будешь потом за ним дерьмо убирать!
– Клавдия! Вадим Арнольдович чистоплотный человек!
– Это потому, что я спуску не даю! А отвернись – вмиг квартиру загадит…
И весь сказ.
Софья многое понимала о своей сестре, жалела ее, как человека всю жизнь живущего на войне, но сделать ничего не могла. Сестра расчищала свое личное пространство, куда входили квартира, Софа, соседи по лестничной клетке, люди в магазинных очередях, с неутомимым упорством экскаватора. Трудолюбиво, но однообразно. Копала, чистила и тут же разбивала любой порядок железным ковшом языка.
Эх, остановила себя Софья Тихоновна, грех так об умершем думать…
Она и Вадиму Арнольдовичу запретила на эту тему разговаривать, хотя тот и пытался. Несколько дней назад Софья рассказала ему о своей маме, о том, как все случилось. Вадим тогда выслушал все с сочувствием и спросил:
– Так ваши отношения с сестрой завязаны на чувстве благодарности?
– Да. И на любви. Клавочка хоть и была вздорной, но поверьте, на самом деле это была добрейшая женщина…
– Поразительно. Ваш стакан всегда наполовину полон. Жаль только, что это не помогло вам вовремя избавиться от влияния сестры.
– Не надо, Вадим Арнольдович. Я довольна тем, как сложилась моя жизнь, и не будем об этом.
– Конечно не будем, – мягко улыбнулся он и взял Софью за руку…
Голубцы, наверное, ему понравились бы. Все получается вкуснее, когда готовишь с любовью…
Подумать только – Академия наук!
Ах, скромный, скромный Вадим Арнольдович. Тихий, интеллигентный, милый…
Ни разу, ни словом не обмолвился о научных степенях, ни полунамека не бросил о напечатанных по всему миру трудах…
Вот Клава поразилась бы!
Ее «чокнутый волосатик», «ворона с дыркой вместо головы» – сто раз на дню забывает свет выключать! – ученый. Ему Академия наук именные приглашения присылает.
Подумать только!
И как хотелось – думать! Представлять.
Тихие вечера за книжками. Чаепития за их обсуждением…
Она на машинке хорошо печатает, компьютер знает…
Сподвижничество – вот цель для настоящей женщины!
Жаль. Жаль, что столько времени упущено на совсем другое служение. Служение чужим капризам и пыльным, хорошим, но равнодушным книгам…