МИССИОНЕР
Шрифт:
На входе в рабочий посёлок, в так называемом Заречье, где стояло несколько одноэтажных домов, окружённых яблоневыми садами, Аполлон встретил Васю. Тот с понурым видом сидел на толстом бревне у сарая возле своего дома. Увидев Аполлона, он обрадовался:
– ЗдорСво, Американец! Жив-здоров? А то мы тебя поначалу уж и похоронили. Пока Романовна в больнице не побывала, так уже слухи пошли, что ты копыта откинул.
– Какие копыта? – Аполлон ещё не был силён в простонародных тонкостях русского языка.
– Да тебя, что, так шибануло, что русский язык забыл?
– А-а-а, – стукнул себя по голове Аполлон, – умер,
– Во-во. Ну, а вообще, тебе тут уже, как Матросову, памятник хотят ставить. Прямо при жизни – герой!
– Какому Матросову? – опять удивился Аполлон – в Штатах свои герои.
– Как какому? Александру… Ну точно, память у тебя, видать, хорошо задело.
– Да-а-а… "Что-то с памятью моей стало", – вспомнил Аполлон слова слышанной недавно по радио песни и глуповато улыбнулся.
И, боясь окончательно запутаться во всех этих неизвестных ему откинутых копытах и Матросовых, поспешил переменить тему разговора. Вернее, перевести ту же тему в новое русло:
– Слушай, Вася, ты расскажи, что там случилось-то? А то тётя Дуся так толком ничего мне и не объяснила.
Вася опять погрустнел, в отчаянии махнул рукой:
– Да котёл шарахнул. Вот теперь понаехало всяких сыщиков, козла отпущения ищут. А стрелочником кто окажется? Вася, конечно… Да ты садись, чего стоишь-то? В ногах правды нету.
Аполлон сел рядом с ним на бревно.
– Так отчего он шарахнул-то? Это же ваше с Митрофановым хозяйство.
– Да-а-а, – замялся Вася, – как назло, всё один к одному получилось в ту смену.
Он достал из нагрудного кармана рубашки замусоленную пачку "Примы", закурил.
– Ты же сам мне говорил, что "ни в жисть не шарахнет, потому как на таком угле и борща не сваришь, – передразнил Васю Аполлон.
– Говорил… А теперь вот говорю, что всё один к одному. Уголь в ту смену хороший оказался – когда-то пару машин завезли… Чёрт, это ж надо, что как раз в ту ночь до него очередь дошла!
– А куда ж вы с Саней смотрели?
Аполлон прекрасно знал, куда смотрели накануне взрыва и Вася, и Саня Митрофанов, но сделал вид, что ничего не знает.
– Куда-куда… – огрызнулся Вася, – раскудахтался, как беременная курица. Один ты, наверно, и остался, кто не знает, куда. Уже весь посёлок гудит, как трансформаторная будка. Сплетни всякие развели. А всё эта Зинка, сучка!
Он зло сплюнул, втёр плевок в пыль стоптанным башмаком.
Аполлону было интересно услышать всю историю в Васиной интерпретации. Да и подробности не мешало бы узнать.
– Так расскажи, что там эта Зинка учудила. А то я и вправду ничего не знаю.
– Стерва она, вот и всё. Язык, как помело.
Вася помолчал, сделал пару затяжек, видно, раздумывал – рассказывать или нет. В конце концов, решил, что всё равно Аполлон всё узнает, только сплетен разных наслушается, лучше уж пусть всё узнает от него, Васи.
– Я в ту смену тверёзый, как стёклышко, был. У нас с Санькой договорённость такая – один всегда на смене должен быть на ногах. Так как раз моя очередь была. А он говорит: "Пойду бражки выпью". И ушёл. Я угольку подкинул, сижу, леску распутываю: короед мой, два года ему, до спиннинга, засранец, добрался. Тут прибегает Санька, как будто ему в жопу перцу насыпали. Дай закурить, говорит, а самого аж руки трусятся. Я ему говорю: " Ты ж уже третий день, как бросил". А он разорался, кричит,
Вася прервал повествование, делая последние поспешные затяжки; щелчком отправил окурок в бурьян.
– А ты скажи мне, Американец, кто ей не хотел засадить? – он испытующе посмотрел на Аполлона. – Ну, разве что, только ты… Так она ж, мандавошка, и близко никого не подпускала… Ну вот. Я ему и говорю, а кто, мол, пар держать будет? А он говорит: "Давай сейчас раскочегарим хорошенько, и пойдём". Ну мы и поддали жару. Кто ж думал, что как раз хороший уголь пошёл? Мы ж тогда и не глядели, что кидали – не до угля было… А когда в баню пришли, там уже кроме Пети Колян с Кольком были. А Катька как с цепи сорвалась, и просить не надо было – всех подряд принимала. Видно, пентюх этот, Петька, здорово её раздраконил – у него елдак, как бутылка из-под шампанского. Так она сама ещё такие штуки выдумывать начала, что тебе в жисть даже и не приснится. Стосковалась, видно, в разнос пошла. И то, почти год держалась, как целка какая. Вот это баба, я тебе скажу!..
Вася закурил новую сигарету, опасливо оглянулся на крыльцо своего дома и подвёл итог:
– Ну, мы совсем и забыли про свою кочегарку. Тут оно и шарахнуло… – Вася сплюнул, снова растёр плевок башмаком. – Теперь вот Дрисня орёт, что посажает всех… Ничего, поорёт-поорёт, да остынет. Сам знает, что работать некому – если посажает, завод тогда вообще встанет. Да и сам он по бабам прошвырнуться не дурак, всё выведывал, как бы между делом, как там Катька, мол, хорошо подмахивает?.. Да уже новый котёл ставят, через неделю пустим…
– Постой-постой. Что-то я ничего не понимаю. Какой ещё Дрисня? – прервал его Аполлон. – Какая-то странная фамилия.
– Какая ещё фамилия? Это у Пуритина такая кликуха. Бочонок придумал.
– Какая-то странная кличка…
– А чего тут странного? Не странная, а сраная. Дрисня – она и есть дрисня…
– Что, она ещё что-то означает?
Вася сочувственно посмотрел на Аполлона – опять, мол, последствия подвига на мозгах героя сказываются.
– Объясняю для тугодумов… или для пришибленных… героев: дрисня – это то же самое, что понос. Что такое понос, надеюсь, не забыл? На всякий случай напомню: жидкий стул, если по-научному, – Вася пристально посмотрел на Аполлона. – Не тот стул, на котором сидят, а тот, который лезет из того, чем сидят… если жидкий, то, обычно, ещё и с газами… Понял, Матросов?
– Понял, – на всякий случай сказал Аполлон, хотя совсем запутался с этими жидкими, твёрдыми и газообразными стульями. – Только не понял, почему это директора так обозвали.
– А это Бочонок его так прозвал за выпендрёж. Он же ж уже ж две недели всем и каждому рассказывает, что у него, оказывается, фамилия английская, "Чистотин", значит, в переводе. Тоже ещё, англиец нашёлся… Ну, чтоб совсем русский язык, великий и могучий, не забыл, пускай теперь Дриснёй будет. Да оно и складно получается – хочет быть чистотой, пусть сперва нечистотами побудет… если по научному…