МИССИОНЕР
Шрифт:
Он успел вовремя – масса немного переварилась, но была в пределах нормы. Часы над дверью, ведущей в кочегарку, показывали без четверти два. Значит, он пробыл в бане всего около сорока минут… Но Катя-то, Катя! Хороша, чёрт возьми! Эх, если б не этот чёртов Антон со своим коромыслом… Аполлон машинально ощупал голову. Что теперь Катя подумает? Ещё, чего доброго, запишет в импотенты… Ладно, он ей потом всё объяснит и реабилитируется. Больная голова и ошпаренная спина – о, как горит-то! – это, всё-таки, извиняющие обстоятельства… Нет, до чего ж она хороша! Ну, Петя-то, наверное, её удовлетворит – не зря пацаны на речке удивились размерам его аппарата, с жеребячьим даже сравнили… Дьявол, опять что-то начинает трещать голова.
Аполлон ничуть не ревновал Катю к Пете. Он знал, что Петя ему не конкурент, ну, разве что в величине этой штуки между ног. Но ведь одной этой штукой, как говорится, сыт не будешь. А потом, как опытный любовник, он прекрасно понимал Катю: неудовлетворённая женщина – это больная женщина. А раз сам не смог её удовлетворить, пусть и по глупому стечению обстоятельств, – Петя как раз оказался кстати. Аполлон был даже рад, что так получилось. Если бы Пети там не оказалось, его следовало бы привести… А голова-то, голова!
Аполлон увидел входящего в цех из кочегарки Михаила Ивановича, подождал, пока тот подошёл к нему.
– Ну, как дела, поэт? – спросил Михаил Иванович.
– Нормально. Уже пятый выгружается.
– А тыква как? – кивнул Наполеон на голову.
– Немножко побаливает, – сказал Аполлон. – Пойду полежу с полчасика в лаборатории, пока выгрузится.
– Что ты там лизать будешь? – сострил, подмигнув, сменный. – Ладно, давай. А то, смотри, иди домой, если сильно болит.
Последние слова удаляющегося начальника смены Аполлон не расслышал за грохотом оборудования. Да, там, в бане, Иерихонская труба реветь будет, тут не услышишь, не то что Катиных вскрикиваний. А прощальные слова начальника он и так уже знал наперёд: "Ну, если что, я в солодовне", или "…в бродильном".
Аполлон открыл глаза, посмотрел на будильник, стоявший на столе рядом с колбами и пробирками. На циферблате была половина третьего. Аполлон поднялся. Вроде полегчало. А Кати-то всё нет. Вот ненасытная девчонка! Аполлону даже стало жалко Петю – наверное, уже все соки из него выжала. Он ведь, дурачок, кроме как письку в письку вставлять, ничего ещё не умеет. А с такими ненасытными женщинами опыт нужен просто позарез. Это тебе не картошку лопатой в бункер кидать!
Пока Аполлон возился со своими разварниками, голова опять разболелась. Видно, на данный момент оптимальным положением для неё было горизонтальное. Какая-то кошмарная смена!
Аполлон опять поднялся в лабораторию, прилёг на кушетку. Головная боль стала успокаиваться. Спать уже не хотелось. Наверное, выспался.
Вошёл Михаил Иванович.
– А Катюха где?
– Да только что вышла, – соврал Аполлон.
– Ну ладно, обойдёмся и без неё.
Михаил Иванович достал из шкафа колбу со спиртом и стакан. Выпил. Закусил. Сочувственно посмотрел на Аполлона.
– Может, примешь лекарство? – сменный кивнул на колбу.
Аполлон поморщился, отрицательно покачав головой.
– Ну, как знаешь…
Наполеон спрятал колбу и стакан в шкаф, и бросил, выходя:
– Катюхе скажешь, что я заходил… Если что, я в дрожжевом.
Аполлон полежал ещё минут пятнадцать. Вышел. Прошёлся по цеху, повозился с разварниками. Но ни Катя, ни Петя всё не появлялись. Аполлон мало-помалу начинал нервничать.
Он поднялся по лестнице на загрузочную площадку, открыл люк разварника, отодвинул задвижку бункера. Однако из того высыпалось всего лишь с десяток картофелин.
– Ну вот, – Аполлон даже не заметил, что уже бурчит вслух – первый признак приближающегося раздражения, – бункера пустые… Надо идти гнать этого ёбаря-перехватчика… Они уж там совсем совесть потеряли… В конце концов, они на работе, а не в свадебном путешествии…
Подойдя к двери бани, Аполлон прислушался. Слышно было, как шумит за дверью падающая вода, похоже, даже сразу из двух леек. Но криков
"Уснули они там, что ли?". Аполлон потихоньку приоткрыл дверь, и прямо с порога в проёме, ведущем в душевую, увидел такую картину, что в третий раз остолбенел при виде одного и того же человека – Кати Теньковой. Правда, на этот раз были видны только отдельные фрагменты Кати. Остальные недостающие части были скрыты за голыми мужскими телами. А остолбенеть, действительно, было от чего, даже многое повидавшему в своей эротической жизни Аполлону.
Посреди душевой стояла знакомая скамья, на которой он, Аполлон, изволил почивать каких-то пару часов назад. На сей раз на лавке лежал на спине Петя – среди голых телес на мгновение мелькнуло его довольное-предовольное лицо. На Пете, так же лицом кверху, лежала Катя. Похоже, он до сих пор так ни разу и не вынул из её приёмного устройства свой мощный аппарат. Хотя, нет, как раз в районе приёмного устройства, сидя верхом, гарцевал помощник кочегара Вася. Выходит, Петин жеребячий аппарат находился в соседнем Катином отверстии, попросту называемом задним проходом. А вот и причина отсутствия сладострастных криков – просто ротик Кати был очень занят; в нём скрылись сразу две головки членов стоящих по обе стороны лавки на полусогнутых ногах Николаев – электрика и слесаря. "Наверное, не очень удобное положение, – машинально заметил Аполлон. – Так долго не протянешь". Но Катя обеими руками судорожно вцепилась в оба крепких ствола, пытаясь затащить их поглубже в ротик. Кто-то пятый, похоже, кочегар Саня Митрофанов, сидя, опять же, верхом перед своим помощником, сжимал натруженными пролетарскими руками великолепные Катины груди, а свой детородный орган энергично всаживал между ними, доставая головкой до самого Катиного подбородка. Катя же при этом с чувством прижимала её подбородком к шее.
Аполлон бросил растерянный взгляд в заваленный ворохом одежды предбанник, снова повернул голову к проёму.
Все участники этого великолепного действия были настолько увлечены выпавшим, ни с того, ни с сего, на их долю праздником любви, что не замечали заглядывающего в дверь, с открытым ртом, Аполлона. Было очевидно, что весь мир, со всеми его заботами, горестями и радостями, для них исчез. Существовала только необузданная, подстёгиваемая фантазией, страсть. Несомненно, инициатором и руководителем всего этого содома была она, Катя. Аполлону припомнились слова его приятеля-эскулапа Лэрри о том, что есть женщины, которым для полного удовлетворения необходимо испытать не один десяток оргазмов. Такие женщины могут долго сдерживаться, но если им дать толчок, то держись – пойдёт неуправляемая лавина! Ни перед чем не остановятся. Это как при алкоголизме – образно выражаясь, уходят в запой. Аполлону был знаком этот тип женщин. Но такой суперненасытной ему ещё не приходилось встречать. "Вот это женщина! – искренне восхитился он. – Завтра же сделаю ей предложение. Женюсь!" Инстинктивно он стал уже подыскивать глазами место на изящно извивающемся, чувственно подёргивающемся теле Кати, куда бы самому пристроиться, как в этот самый момент за его спиной раздался такой грохот, что с потолка за шиворот ему посыпалась штукатурка…
Глава XI
Уже надоело начинать очередной эпизод из советской жизни американца словами "проснулся, опомнился, очнулся, очухался, встрепенулся, пришёл в себя"… Но что поделаешь, коль оно так и было. Как говорится, не везёт – так не везёт. Один мой знакомый говорил в таких случаях: "В струю попал". Вот и в этот раз, в который уже!, пришлось Аполлону приходить в себя. Когда точно это случилось, трудно сказать. Может, ещё в цехе, а, может, в директорском "Уазике" – по пути в больницу, а, возможно, уже в самой больнице.