МИССИОНЕР
Шрифт:
– Спасибо, доктор, – сказал Аполлон, а про себя подумал: " И что она там всё жуёт?".
Степановна тем временем повернулась к Антону, съёжившемуся то ли в вопросительный знак, то ли в какой-то заковыристый китайский иероглиф ещё при её появлении в комнате.
– Где это ты, дружок, в навозе так вывалялся? – душевно спросила она.
– Это они меня вываляли, – пожаловался Антон, обводя ошалелыми глазами присутствующих и слегка упрощая значение своего китайского символа.
– Значит, они?
– Они, они…
– И
– Ломовские, заразы, ко мне в хату залезли… Я их прогонял.
– Прогнал? – заботливо спросила фельдшерица, и потрогала лоб Антона.
– Да что вы его слушаете, Степановна?! Выдумывает он всё, – вмешалась в их диалог жена Антона, и замахнулась на него. – У-у-у, ирод!
Бобриха, не обращая на неё внимания, повторила свой вопрос скукожившемуся под замахом жены в самую сложную китайскую загогулину Антону:
– Так прогнал?
– Прогнал, прогнал, – радостно закивал головой Антон.
– А если вернутся? – продолжала допытываться Бобриха.
– Ну я их тогда!..
В его лице появилась сумасшедшая решимость.
– Ясно, – констатировала Бобриха, – белая горячка. Давно в запое? – повернулась она к Шурке.
– Да уж вторая неделя пошла.
– Развяжите ему ноги… Да помойте, что ли, – Степановна брезгливо поморщилась. – Отведите домой. Пусть полежит в этой смирительной… – она пожевала, подбирая подходящее слово, -…оплётке до утра. А там я приду, посмотрю, что с ним делать.
Уходя, она повернулась к Аполлону, сосредоточенно на него посмотрела, пожевала и сказала:
– А вам, молодой человек, всё же лучше полежать.
Глава IX
Несмотря на настойчивые уговоры тёти Дуси и её подруги остаться, Аполлон вместе с ними отправился на смену. Да и как он мог не пойти на последнюю свою смену? – тогда бы рушились все его планы. Ну, не рушились, конечно, – в своих обольстительных способностях Аполлон не сомневался, – но затягивались. А ему так уж было невтерпёж! Да и, как видно, всего за каких-то пару недель работы на социалистическом предприятии он пропитался царящим везде духом социалистического планирования и соревнования. Недаром, значит, в цеху висел плакат: "План – это закон, взял план – не нарушай его!".
Управившись со своими разварниками, Аполлон отправился в химлабораторию.
Катя сидела за столом, над которым на стеллаже стояла батарея колб, мензурок и пробирок, и писала что-то в какой-то рабочей тетради. Увидев забинтованную голову вошедшего в лабораторию Аполлона, она всплеснула руками:
– Ой, что с тобой Аполлон?
Аполлон сел на кушетку, на которой в ночную смену химики, вернее, сплошные химички обычно дремали, привалился к стене.
– Да так, ничего страшного – бандитская пуля, – сказал
– Как? – испуганно ахнула Катя. – У тебя же голова забинтована.
– Обыкновенно. Забинтовано там, где она вышла. А вошла, значит, с противоположной стороны. Там тоже забинтовано. Показать, Катюша?
Катя похлопала своими большими воловьими глазами с длинными ресницами с недоумённым выражением на выглядевшем оттого ещё более привлекательном, чем обычно, личике. Потом деланно надула пухленькие губки:
– Вечно ты шутишь, Аполлон. Ты можешь хоть когда-нибудь разговаривать серьёзно?
– Конечно могу. Вот, пожалуйста – когда ты сердишься, ты особенно красива!
И, заканчивая фразу, Аполлон посмотрел на Катю так, что та, смутившись, вспыхнула.
Неизвестно к чему привела бы эта высокооктановая воспламеняемость, если бы в этот момент дверь в лабораторию не открылась, и не вошла тётя Дуся. Увидев раскрасневшуюся Катю, вместо приветствия она выдала шутливым тоном:
– А вы тут всё влюбляетесь?
Катя ещё больше покраснела, и пожаловалась, пытаясь уйти от ещё большего смущения:
– Тёть Дусь, вы посмотрЗте на него! Сидит с забинтованной головой и всё шутит.
– А ты что, Катюш, перепугалась за него? – тётя Дуся засмеялась. – Да это у него от любви голова раскалывается, вот он и забинтовался.
– Ну, тёть Дусь, вам тоже всё шуточки, – пуще прежнего зарделась Катя.
– А чего мне шутить? Вон, Петя, бедный, за тобой страдает, а Поля что, рыжий, что ль?
Тётя Дуся и Аполлон хитро переглянулись.
– Ну тёть Дусь! – сделала капризную мину Катя, но было видно, что такие шутки ей приятны.
– Ладно, Катюша, – сжалилась тётя Дуся, – это он меня от Антона защищал. Тому черти всякие примерещились, так мы с Зиной еле спаслись от него. Если б не Поля, Антон бы меня, точно, прибил.
Катя украдкой нежно посмотрела на Аполлона. Тот уловил её взгляд. "Оказывается, права эта русская поговорка – нет худа без добра".
– Ну ладно, я пошла, а то там Зина без меня, наверно, уже соскучилась.
Ещё не успела закрыться за тётей Дусей дверь, как у Аполлона вдруг закружилась голова, и он почувствовал предательскую слабость во всём теле.
Катя заметила, что Аполлон побледнел, испуганно спросила:
– Что с тобой Аполлоша?
– Ничего. Наверно, всё же, не в миллиметре, а в полу-миллиметре прошла, – натянуто улыбаясь, попытался отшутиться Аполлон, но было заметно, что ему не до шуток.
Катя уже подскочила к нему.
– Ты бы прилёг, Аполлоша.
Она уложила Аполлона на кушетку, заботливо подложив ему под голову свёрнутый белоснежный халат, который достала из шкафа.
Аполлон закрыл глаза, расслабился. Ему стало легче.