Миссис Фрисби и крысы НИПЗ
Шрифт:
Джастин, как вы помните, говорил нам о той машине, вентиляторе, который задувал воздух в шахту, рассказывал, что он переключился с низкой скорости на высокую, когда он впервые изучал место. Поэтому мы были предупреждены. Проблема была в том, что от предупреждения не было толку, даже если бы мыши и знали.
Мы подходили к освещенному квадрату отверстия, когда услышали рокот. Поток воздуха возник внезапно; у меня перехватило дыхание, а уши прижало к голове, я инстинктивно закрыл глаза. Я все еще был последним, а когда снова открыл глаза, то увидел, как мимо меня скользит мышь, беспомощно пытаясь уцепиться за гладкую металлическую поверхность под лапами. За ней последовала другая, потом еще одна, их одну за другой сдувало вниз в темный лабиринт туннелей, по которым мы только что пришли. Я сгруппировался в углу шахты и схватил одну из них. Это была белая мышь. Я поймал ее за ногу, подтянул к себе и держал. Другая схватилась за крысу впереди меня – это был Джонатан, который шел первым. Но остальные шесть потерялись. Просто они были слишком легкими; их сдуло, как сухие листья, больше мы их не видели.
В следующую минуту рокот прекратился, поток воздуха сменился с урагана на бриз, и мы вновь смогли продвинуться вперед.
Я обратился к белой мыши:
– Лучше тебе держаться за меня. Это может повториться.
Он с отчаянием посмотрел на меня:
– А как же остальные? Шестеро потеряно! Мне нужно вернуться и поискать их.
Джонатан быстро к нему присоединился:
– Я пойду с тобой.
– Нет, – сказал я, – это бесполезно и глупо. Вы понятия не имеете, в какую шахту их задуло, задуло ли их в одну шахту или нет. И даже если вы их найдете, как потом выберетесь? А если вновь подует ветер? Тогда вместо шести потеряются все восемь.
А ветер принимался дуть, еще раз шесть, пока мы работали отверткой, чтобы снять сетку. Каждый раз нам приходилось останавливаться и держаться. Две мыши хватались прямо за сетку; некоторые из нас распластывались за ними, чтобы они не соскользнули. А Джастин, взяв с собой нитки, отправился искать потерявшихся. Он осматривал шахту за шахтой до конца катушки, тихо зовя их – но все было без толку. И по сей день мы не знаем, что случилось с этими шестью мышами. Они либо нашли со временем путь на свободу, либо умерли там. Мы на всякий случай оставили для них сетку открытой.
Сетка. Она была из прочной проволоки, с дырочками размером с желудь, и заключена в стальную рамку. Мы всматривались и стучали по ней отверткой, но не могли ее сдвинуть. Она была прикреплена снаружи, но мы не могли понять как. И вдруг у белой мыши появилась идея.
– Просуньте отвертку в проволоку внизу, – сказал он, – и надавите.
Мы так и сделали, в проволоке появилась дыра около сантиметра. Мы проделали это вновь – вниз, влево, потом вправо. Медленно дыра в проволоке росла, пока белая мышь не сказала: «Думаю, достаточно». Он залез в маленькое отверстие, изогнувшись и повертевшись, он оказался с другой стороны сетки. Джонатан последовал за ним; они оба скрылись из виду, но через минуту снаружи показалась голова Джонатана.
– Здесь засов, – сказал он. – Мы работаем над ним.
Внутри мы слышали легкий скрежет, когда две мыши трудились над засовом, пытаясь его открыть. Потом внизу сетка стала шире; мы навалились на нее и через мгновение стояли на крыше НИПЗа свободные.
Поместье Бонифейса
Миссис Фрисби спросила:
– Джонатан и мистер Эйджис открыли сетку?
– Да, – ответил Никодимус. – Без них я сомневаюсь, что мы смогли бы с ней справиться. Стальная рамка была прочной, засов – надежным, а проволока такой плотной, что мы едва ли сумели бы сломать ее настолько, что один из нас смог бы пролезть. Поэтому мы были рады, что взяли их, и предложили остаться с нами. Так как их было двое, они сказали, что согласны, по крайней мере, на первое время.
А потом началось путешествие, которое, с небольшими перерывами, продолжалось почти два года. Иногда оно было приятным (сначала ощущение было прекрасным, когда ты осознаешь, что свободен и на тебе больше нет лабораторного ошейника), а иногда ужасным. Я записал все, и если настанет когда-нибудь время, когда крысы смогут сами печатать книги, то напишу книгу о наших приключениях. Это будет длинная книга, полная испытаний и опасностей, о них сейчас долго рассказывать. Именно в то трудное время я потерял глаз и заработал шрам, который вы видите на моем лице.
Но у нас были и счастливые моменты, и проблески удачи, в частности два, которые помогут объяснить, как мы сюда попали и каковы теперь наши планы.
Мы выбрались ранним летом. Мы знали наперед – мы судили по продолжительному солнечному дню, хотя, когда мы стояли на крыше было темно. Однако мы без труда смогли спуститься вниз по зданию. В углах были водостоки со множеством уступов (мы уронили отвертку и катушку ниток в один из них); чуть ниже рос плющ; мы все хорошо лазали, а лунный свет освещал нам путь. Меньше чем через пятнадцать минут мы были на земле. Оставаясь в тени, прячась при возможности под кустами, мы устремились прочь от НИПЗа, не зная, да и не заботясь о том, куда мы бежим. Никто нас не видел.
В течение нескольких недель мы жили, как могли. Нам пришлось в какой-то степени научиться уживаться друг с другом, хотя мир вне лаборатории был таким же, просто мы сами изменились. Пару раз нам приходилось есть на свалках и из мусорных баков. Но умея читать, мы быстро научились различать вывески на зданиях: «Продукты», «Супермаркет», «Мясо и овощи», например, чтобы понимать, где можно взять еду. А однажды ночью внутри супермаркета (они всегда оставляют несколько горящих ламп) мы даже смогли прочесть надписи на стене, ведущие нас в секцию 8 «Кисломолочные продукты» (сыр), секцию 3 «Выпечка» и так далее. За городом были амбары, башни с зерном и кукурузой и курятники, полные яиц.
Время от времени мы сталкивались с другими крысами и несколько раз с ними разговаривали, но не слишком долго. Потому что через несколько минут они начинали смотреть на нас странно и подозрительно. Думаю, мы даже выглядели по-другому; либо диета, либо инъекции НИПЗа сделали нас сильнее и больше других крыс, а все остальные крысы, которых мы видели, казались нам удивительно слабыми и маленькими. Поэтому мы были отделены даже от собственного вида.
А когда мы были в деревне, нам впервые серьезно повезло. Мы только что решили после почти четырех месяцев свободы и постоянных скитаний найти место, где можем обосноваться, если не навсегда, то хотя бы на зиму. Мы думали, что лучше будет за городом, но не очень далеко от цивилизации, чтобы у нас был доступ и к продуктовым магазинам, и к амбарам, и к огородам.
Примерно в это же время я начал задумываться и беспокоиться, что все, что нам бы ни понадобилось, чего бы нам ни захотелось съесть, это нужно было красть. Крысы всегда так жили. Но почему? Я поговорил об этом с некоторыми товарищами по несчастью. Это было началом недовольств, идея медленно набирала силу.
Была осень. Однажды вечером мы разговаривали, стоя на извилистой деревенской дороге. Мы никогда не шли по дороге, всегда по обочине, чтобы в любой момент могли спрятаться в кусты или канаву. Вы же понимаете, что двадцать путешествующих крыс и две мыши могли вызвать подозрения, а мы этого не хотели.