Миссия на Маврикий
Шрифт:
Слушатели испарились с приходом и уходом посыльного, и, хотя они не могли ничего сказать по поводу назначенных лекарств, через некоторое время стоны из каюты прекратились. Однако услышанная фраза «... замечательно бы в случае отрицательного результата провести вскрытие...» стоила доктору Мэтьюрину нескольких весьма недобрых взглядов, когда оба медика направились к борту – на «Оттере» любили своего капитана.
Вверх и вниз прогуливались они среди торопящихся к погрузке солдат, а затем по черепашьему парку, где печальный француз-смотритель стоял по бедра в своих подопечных, и дальше вглубь острова, пока грохот разбивающихся о риф валов не превратился в непрерывный негромкий гул. Стивен успел увидеть: летящих попугаев, которых он не смог определить, нескольких турачей,
– Вот где лежит причина, – снова и снова провозглашал Мак-Адам, тыкая в свою плешивую макушку, на которой на фоне бледной кожи выделялись охрянисто-коричневые пигментные пятна.
«Ты не был так уж уверен в своем диагнозе совсем недавно, дружок», – подумал Стивен, но вслух ответил:
– Я вижу, вы знаете его довольно давно?
– Я знал его еще мальчишкой, ведь я пользовал еще его отца. И я ходил с ним многажды все эти годы.
– И настроение peccatum, столь ужасное для Christianos non nominandum, что вы скажете об этом? Я знаю, это приводит к странным расстройствам, правда, в основном кожным, и не таким сильным, как это.
– Вы имеете в виду содомию? Я бы определенно знал. У него регулярные половые сношения с противоположным полом, и так было всегда. Хотя и в самом деле, – Мак-Адам подождал, пока Стивен выкопает растение и завернет его в носовой платок, – только мудрый человек всегда разделит женское и мужское. Определенно, мужчины действуют на него сильнее женщин... У него было больше женщин, чем ему требовалось, они ходили за ним табунами, они занимали его, но именно мужчины – его склонность, я убеждаюсь в этом снова и снова. Вот этот кризис – я знаю, что причиной послужило замечание этого вашего капитана Обри. Уж и Корбетта бы хватило, а уж этот Обри... Я слышал о нем все чаще и чаще – еще даже до того, как он отплыл к Мысу. Каждое упоминание в «Газет» – его или Кохрейна, каждый малейший слух, любая сплетня – препарирующая, преуменьшающая, преувеличивающая, восхваляющая и поносящая – все сравнивается с его собственными делами и поступками, не может оставить их в покое, как старую чешущуюся рану. Черт бы драл его капризы, с чего бы ему надо быть Александром Великим? Выпить не хотите? – спросил Мак-Адам другим голосом, вытаскивая фляжку.
– Нет-нет, – отказался Стивен.
До этих пор правила научного обсуждения сдерживали речь Мак-Адама и даже его грубый варварский акцент, но спиртное быстро подействовало на распаренный организм, и вскоре Стивен стал находить общество освобожденного от условностей Мак-Адама утомительным. Да и солнце уже стояло всего на ладонь над горизонтом. Он развернулся, и направился через почти опустевший лагерь, вниз, на пустой уже пляж, и далее в шлюпку, а сзади, пошатываясь, плелся Мак-Адам.
– Прошу заметить, коммодор, – произнес он, взбегая на ют, – что я вернулся за семь минут до истечения срока, и хотелось бы, чтоб это было учтено в следующий раз, когда позволят служебные дела.
В настоящее время служебные дела требовали от Стивена, его сослуживцев и трехсот шестидесяти восьми солдат проехаться по двенадцатой параллели, покрыв сотню лиг между Родригесом и остальной эскадрой так быстро, как только мог позволить ход тяжело груженой «Нереиды». Было бы разумнее разместить солдат на куда более просторном «Рэйсонейбле», но все решала скорость и Джек страшился потерять время при перегрузке десанта на предназначенную для высадки «Нереиду» (ибо место высадки было выбрано согласно мнению Корбетта, и именно «Нереида», обремененная знаниями о местном побережье, и с малой осадкой, должна была высадить войска у Пойн Де Галетс). И вот «Нереида», где на палубе яблоку негде было упасть, шла на запад, распространяя за собой ароматы восточной кухни.
Скрипя давно просящим замены рангоутом, они прошли весь путь за два дня и вечером
Бурное море, усиливающийся ветер и мгновенно накрывшая эскадру тропическая ночь сделали невозможным созыв военного совета. Проследив, как полуутонувший Пим взбирается на борт своего корабля, Джек подозвал «Боадицею» к подветренному борту, и, перекрывая рев моря и ветра, приказал капитану Элайоту как можно быстрее (повторено два раза) идти к Сен-Полю, подойти к выходу из бухты и «запечатать их в этой бутылке, пока мы не подойдем к вам – и не волнуйтесь о паре потерянных рей, если что». Огневой мощи «Боадицеи» должно было с лихвой хватить для удержания противника от попыток уйти.
На следующий день эскадра оставила Сен-Луис далеко за кормой, избавившись от бурных ветров и сильных течений подветренной стороны Маврикия, и, при спокойном море, морские пехотинцы с сотней матросов присоединились к десанту на борту «Нереиды». Командиры судов встретились с полковником и его штабом в адмиральском салоне «Рэйсонейбла», и коммодор еще раз пробежался по плану атаки. Стивен присутствовал, и Джек мимоходом представил его присутствующим, как политического советника будущего губернатора. Корбетт удивленно раскрыл глаза, Клонферт понимающе улыбнулся, остальным, видимо, было все равно. Лорд Клонферт был бледен и напряжен, но вовсе не так слаб, как мог бы предположить Стивен, перед совещанием он отозвал Стивена в сторонку и поблагодарил за заботу с гораздо большей теплотой, чем можно было бы ожидать от простой любезности. Большую часть вечера он просидел молча, лишь в конце, повинуясь, по-видимому, какому-то импульсу, выступил с предложением возглавить десантный отряд моряков – он, дескать, неплохо знает страну и говорит по-французски. Это показалось разумным, и Джек согласился. Затем, оглядев сидящих за столом, спросил, есть ли у кого-нибудь что добавить, и, поймав взгляд Стивена, кивнул ему:
– Доктор Мэтьюрин?
– Да, сэр, – отозвался Стивен, – я хочу только сказать, что в случае сдачи Сен-Поля первостепенное значение будет иметь хорошее отношение к местным жителям. Мародерство, насилие и любое другое неподобающее поведение вызовут предубеждение, которое может иметь крайне нежелательные политические последствия.
Собрание обменялось мрачными взглядами, однако приглушенным гулом выразило общее согласие, затем вновь поднялся Джек. Он пожелал всем хорошего сна этой ночью, «поскольку завтра будет крайне хлопотный день, джентльмены, и, если этот благословенный ветер удержится, начнется он весьма рано.» «Что до меня, то я собираюсь бить отбой в ту же минуту, как просвистают развешивать койки», – добавил он.
Джек так и сделал, но сон не шел. Первый раз за всю свою жизнь в море он лежал без сна, слушая ветер, глядя на путевой компас над койкой, и выбираясь на палубу чуть не каждый час, чтоб глянуть на небо. Благословенный ветер ни разу не стих, ни разу (что было бы ужасно) не зашел с запада, он только усилился так, что в начале ночной вахты пришлось убавить паруса.
При смене вахты он уже был на палубе. Он скорее чувствовал очертания земли слева по носу, пока его глаза не привыкли к темноте настолько, чтоб разглядеть горы Реюньона на фоне звездного неба. Джек поглядывал на часы при свете нактоузного фонаря, прохаживаясь туда-сюда по квартердеку. «Подтянуть булини!» – скомандовал Джек, и услышал в ответ: «Раз, два, три, взяли!»