Миссия на Маврикий
Шрифт:
Джек и Фаркьюхар спокойно ели свой легкий завтрак и гадали, почему на холмах больше не слышно стрельбы, когда на берегу раздались радостные клики, и лейтенант принес накарябанную в спешке записку.
– Прошу простить меня, сэр, – сказал Джек, и прочел:
«Мой дорогой коммодор!
Ваш друг разочаровал нас – он лишил нас нашего сражения, такого четкого сражения, какого только можно желать. Мы сбили их аванпосты и обошли их правый фланг – и пришлось закончить, поскольку они предложили капитулировать,
Г. Китинг, подполковник.»
Коммодор расхохотался, стуча себя по бедру, протянул руку и изрек:
– Губернатор, я порадую вас. Они сдались, и ваше королевство ждет вас. Ну, по крайней мере, этот его остров.
Его Превосходительство Губернатор Реюньона восседал во главе большого стола для совещаний. Он был облачен в мундир столь же великолепный, что и алые с золотом облачения полковников по левую руку от него, и куда более великолепный, чем побитая бесчисленными штормами и шквалами униформа моряков, сидевших по правую его руку. И, конечно же, о его скромном молчании более не могло быть и речи. Тем не менее, на его дружелюбном интеллигентном лице не было и следа высокомерия, когда он пытался подвести собрание к единодушному одобрению революционного плана коммодора, плана немедленной атаки на Маврикий, с внезапной атакой с Флэт Айленд подходов к Порт-Луи и одновременной высадки по соседству с Порт Зюд-Эст на другой стороне острова.
Полковник Китинг в основном поддерживал этот план, но требовалось преодолеть вполне понятные желания насладиться плодами победы («дать людям немного отдыха»), и, что более существенно, просьбы дать подготовить кампанию с должным тщанием, чтоб, скажем, мортиры не доставлялись без снарядов, а подобный амбициозный и рискованный план мог быть утвержден лишь единогласно.
– Я буду вторить словам коммодора, джентльмены, – воскликнул Фаркьюхар, и взывать: «Не теряйте ни секунды!» В данный момент мы имеем превосходство в фрегатах – пять к трем, транспортный флот, войска, воодушевленные победой, и точные знания о вражеских силах и положении на Маврикии, знания из французских документов, захваченных здесь.
– Слушайте, слушайте! – откликнулся Китинг.
– Господствуя на море, мы можем сосредотачивать наши силы где нам будет угодно. К тому же, мой коллега (кивок в сторону Стивена на дальнем конце стола) уверяет меня, что в нынешней ситуации, весьма благоприятной ситуации, наши усилия подорвать моральное состояние наших врагов готовы вот-вот увенчаться успехом, а мы все убедились в возможностях доктора Мэтьюрина в этой области.
Ход был не слишком удачным, некоторые полковники, жаждущие славы, устремили на доктора мрачные взгляды. Почувствовав неловкость, мистер Фаркьюхар заторопился дальше:
– И, возможно, самое важное: в данный момент наши руки развязаны. «Леопард» забрал наши донесения на Мыс, и он еще не вернулся. Нет никаких приказов от вышестоящего начальства,
– Слушайте, слушайте! – теперь откликнулись хором полковники Китинг, Мак-Леод и Фрэйзер, а более осторожные офицеры штаба обменялись встревоженными взглядами.
– Я далек от мысли критиковать трудную и кропотливую работу штаба, – продолжил губернатор. – Ее замечательные результаты мы увидели на этом острове, но, джентльмены, время и течения не ждут, и я обязан напомнить вам, что у фортуны сзади – плешь.
Идя из резиденции по улицам, оклеенным плакатами с обращением губернатора, Джек обратился к Стивену:
– Что там Фаркьюхар плел насчет фортуны? Что у нее чесотка?
– Думаю, он имел в виду старое присловье, гласящее, что фортуну можно схватить за челку, а уходящую фортуну ухватить не за что.
– А, понял. Неплохо сказано, к месту. Хотя, я сомневаюсь, что эти разжиревшие омары смогли уловить суть.
Он помолчал, размышляя, а затем заметил:
– Не очень-то хорошо звучит «плешь сзади», впрочем, это все в переносном смысле.
Джек с живым одобрением глянул на потрясающе грациозную даму, сопровождаемую еще более гибкой черной девушкой-рабыней, сошедших в грязь, чтобы дать им пройти. Вид женщины при этом имели высокомерный и безразличный, как бы пребывая в тысяче миль отсюда. Отведя взгляд, Джек продолжил:
– Но я рад, что до них дошло главное. Но, Стивен, что за чертову уйму времени сжирают эти совещания! Еще один такой день – и эскадра разбредется. «Сириус» уже ушел, и мне бы пора следовать собственному плану. Мой первейший долг – море, я должен навалиться на Гамелена до того, как вернутся «Беллона» и «Минерва». А сейчас я могу объединить два... Пуллингс!
На другой стороне улицы Пуллингс бросил девицу, с которой шел бок о бок и бросился через улицу, покрасневший, как рак, но сияющий.
– Нашли что-нибудь подходящее, Пуллингс? – спросил Джек. – Я имею в виду, в профессиональном плане.
– О да, сэр! Я вот только смотрел ее, для мистера..., для другого офицера, сэр, я и думать не мог, что вы отдадите ее мне. Просто чудесная, ну, разве что футоксы слегка поедены червем, нижние футоксы.
Пуллингс был отправлен в Сен-Поль на «Сириусе», умчавшемся сразу после капитуляции, чтобы не дать уйти судам из тамошней гавани, дабы выбрать для себя замену разбитому «Гроперу», что он и проделал, гордый, как Понтий Пилат.
Они видели, как девушка прилепилась к руке мистера Джойса с транспорта «Кайт», и оба удалились. Пуллингс, более адекватный теперь, так как он избавился от чувства вины (как ни странно, офицеры Джека смотрели на него, как на авторитет в вопросах морали, несмотря на все доказательства обратного), бросился расписывать достоинства своего приза, приватирской шхуны в прекрасном состоянии и с медной обшивкой.
У ворот губернаторской конюшни они расстались, и, пока Бонден выводил рослую черную лошадь, в недавнем прошлом – гордость французского гарнизона, Стивен сказал: