Миссия в Париже
Шрифт:
Предписание об отбытии Кольцова в Харьков в распоряжение Особого отдела ВЧК Южного фронта Герсону не пришлось выписывать. Оно было заготовлено, подписано Дзержинским и уже ждало его. Требование в Управление «Московско-курской, нижегородской и муромской дороги» на два билета до Харькова ему выдали в Канцелярии ВЧК.
Глава шестая
Утренний зимний Харьков встретил их пустынными улицами, словно его покинули почти все жители. Одинокие прохожие, кутаясь в свои не очень теплые одежки,
Дома не отапливались – на складах не было ни дров, ни угля, а заборы, деревянные строения и все остальное, что могло гореть, уже сожгли – и люди старались отсиживаться хоть и в нетопленных помещениях, но где все же не так расточительно расходовалось тепло, как на пронизывающих уличных сквозняках.
Штаб Южного фронта и Особый отдел ВЧК находились в здании на Сумской. А еще совсем недавно этот просторный особняк занимал командующий Добовольческой армией Ковалевский и его штаб. Кольцов мог бы найти это здание даже с завязанными глазами. Оно часто являлось ему во сне. Здесь произошло, наполненное опасностями и смертельным риском, его становление как разведчика. Здесь встретил он свою первую любовь.
Устроив Миронова сидеть в коридоре у самого входа, неподалеку от проверяющего пропуска часового, Кольцов пошел по знакомым до сердечной боли коридорам. Видимо, совсем недавно здесь произошли очередные учережденческие перемещения, потому что вместо табличек на дверях висели листочки с написанными от руки названиями отделов.
Кольцову повезло, ему не пришлось долго блуждать по запутанным лабиринтам коридоров. Уже третья или четвертая бумажка извещала, что комната относится к какому-то подотделу ВЧК.
Открыв дверь, Кольцов увидел там мужчину в шинели и в шапке-ушанке, который расставлял по полкам книжных шкафов книги и папки с какими-то документами.
– Не подскажете, где можно найти Гольдмана? – спросил Кольцов. Он не мог себе представить, что есть в штабе человек, который бы не знал Гольдмана.
– Гольдмана? – удивленно переспросил пожилой чекист, приподняв уши шапки. – Нет, не слышал, – и, подумав немного, добавил: – Спросите в четырнадцатой комнате. Они здесь давно, лучше всех знают.
Нумерацию комнат учрежденческие перемещения не затронули, и через пару минут Кольцов очутился прямо в объятиях самого Гольдмана. Одетый в просторную, с меховой подстежкой, командирскую шинель, Гольдман неуклюже, по-медвежьи, обнимал Кольцова, и при этом торопливо, словно боялся, что он вдруг внезапно исчезнет, приговаривал:
– А я ведь знал. Случаем увидел штатный список. Смотрю: Кольцов. Спросил у Вячеслава Рудольфовича. Говорит: тот самый. А меня, знаешь, Дзержинский в Москву затребовал. Хотел при себе оставить. Съездил. Сказал ему: «Хочу лично точку в войне поставить. Своими глазами увидеть, как все это закончится». И про тебя подумал. Раз в штатном списке у Менжинского числишься, значит, скоро здесь появишься. Ждал. И, если честно сказать, с нетерпением. От Дзержинского узнал, что ты – в Париже. Сгораю от любопытства. Да ты
Гольдман был все такой же быстрый в движениях и торопливый в словах, каким его и знал Кольцов. И если бы Павел не остановил его сбивчивую речь, Гольдман еще долго рассказывал бы о себе и о том, как он жил все это время после их разлуки.
Но Павел помнил, что там, внизу, мерзнет, ожидая его, Миронов, а потому остановил Гольдмана на полуслове.
– Не спешите, Исаак Абрамович. У нас еще будет время обстоятельно обо всем поговорить.
– Да, понимаю, – согласился Гольдман. – Тем более что тебе надо представиться Вячеславу Рудольфовичу. Он здесь. Я видел его всего полчаса тому.
– Нет. Прежде мне надо решить одну неотложную проблему.
– Ну, знаешь! Не успел с поезда сойти, уже проблемы! Ладно бы, завтра озадачил своими проблемами. А сегодня порадовались бы встрече. Что б все, как у людей.
– Вот я и хочу, что б все – как у людей.
– Излагай! – попросил Гольдман. – Если ты о детях, которых усыновил, то о них не беспокойся. Живы, здоровы. Там, в Основе, Павло Заболотный такую коммунию разворачивает. На днях съездим, порадуешься.
– Сегодня.
– Что – «сегодня»? – не понял Гольдман.
– Сегодня поедем в Основу, – упрямо произнес Кольцов.
– А ну как Менжинский уже знает о твоем прибытии? Позвонили из Москвы. И он планирует впрячь тебя в какое-то неотложное дело? Не зря ведь каждый день про тебя спрашивал.
– Значит, будем считать это первой проблемой, которую надо решить.
Гольдман удивленно покачал головой:
– А что, много других?
– День только начинается. До Основы рукой подать. Если поторопиться, засветло можно многое успеть, – попытался уговорить Гольдмана Кольцов.
– Что за спешка, Паша? Ты меня давно знаешь. Я всегда понимал тебя с полуслова, иногда даже с одного взгляда. Но ты что-то недоговариваешь, и я никак не пойму, в какой помощи ты нуждаешься? – рассердился Гольдман. – Не цеди по капле, выливай сразу все проблемы!
– Хорошо, – согласился Кольцов. – Вы уже знаете, что мне довелось побывать в Париже. Но об этом – потом. Я привез с собой оттуда человека, которому многим обязан.
– Неужели дама? – попытался догадаться Гольдман.
– Дамы – это больше по вашей части, Исаак Абрамович.
Гольдман коротко самодовольно хохотнул.
– Это – мужчина. Он помог нам там, в Париже, сделать то, что ни я, ни мои товарищи сделать бы не смогли. В обмен он выказал желание вернуться в Россию. В нашу Советскую Россию. И я пообещал ему помочь в этом, а затем, уже в России, всячески побеспокоиться о его будущем.
– Вот теперь все понятно, – сказал Гольдман. – Сегодня же переговорим с Менжинским и возьмем его в ЧК. У него какая специальность?
– Весьма редкая, – ответил Кольцов. – Но, к сожалению, совершенно не для нашего ведомства.