Миссия в Париже
Шрифт:
– Мне бы еще раздобыть цивильное теплое пальто, шапку-ушанку, ну и, по возможности, сапоги, – сказал Павел.
– Это – в запас? – не понял Беня.
– Мне надо одеть еще одного человека, – пояснил Кольцов.
– Адъютанта?
– Точнее, моего помощника.
– Но почему в цивильное?
– Оно ему больше к лицу, – не вдаваясь в подробности, уклончиво ответил Кольцов.
– Задачу понял! – четко сказал Разумович. – Но где же он, ваш помощник? Мне еще ни разу не приходилось одевать человека по словесному портрету.
Кольцов
В хозяйственном блоке Беня продолжил одевать Кольцова: подобрал ему кожаное пальто, перемерил несколько кожаных фуражек, пока не остановился на одной, с небольшим модным козырьком.
Затем Беня занялся Мироновым, оглядел его глазом снайпера. Со времени возвращения в Советскую Россию с лица Юрия Александровича не сходило выражение удивления и растерянности, словно он все еще не до конца верил во все происходящее с ним, и с минуты на минуту ждал окрика:
– А вы кто? Почему здесь? Кто вас сюда пустил?
Беня обернулся к пожилому заведующему складом, который безучастно наблюдал за его по-хозяйски уверенными действиями. Старик состоял на службе при двух властях, при царе был сыщиком, при советской власти – чекистом. По возрасту пошел на повышение и стал заведующим складом.
– Где у нас конфискат? – спросил Беня.
– Тама, во второй зале, – по-военному четко ответил заведующий и коричневым прокуренным пальцем указал на высокую дверь. – Третий и четвертый шкафы – верхнее зимнее.
– Головные уборы?
– Которы шапки – тоже в четвертом, на верхних полках, а шляпы, котелки – во втором.
Среди одежды, конфискованной и вывезенной с покинутых хозяевами домов, Беня отыскал Миронову новую бобровую шубу, но тот наотрез отказался ее одевать.
– Меня на первом же перекрестке прихлопнут из нагана, как буржуя. Или разденут в каком-нибудь глухом переулке, – объяснил Миронов. – А мне еще хочется увидеть, чем все это закончится. Нет-нет, мне что-нибудь простое и не новое.
Задача оказалась не из легких. Все найденное в богатых домах, но ношенное и утратившее первоначальный вид, сюда, на склады, не везли. Сосредоточенно порывшись в гардеробах и вконец отчаявшись, Беня вдруг заметил висящее на гвоздике не совсем новое и не броское пальтецо. Снял его, предложил Миронову.
Миронов поглядел на себя в зеркало и остался доволен. Удовлетворен был и Беня. Лишь пожилой заведующий складом возмутился:
– Ты, Бенька, мою одежку не шибко лапай!
– Не сердись, Степаныч! Так надо! – многозначительно ответил Беня. – Не понимаешь, что ли? Для конспирации! – и указал на бобровую шубу. – А себе возьми вон то пальтецо.
– И чем я тебе, Беня, так надоел? Хочешь, чтоб меня потемну где-нибудь пристукнули? – возмутился заведующий складом.
– Ну, так и подбери себе что-нибудь подходящее. В чем ходишь? Срамота!
– Ну-ну! Учи ученого! – примирившись с потерей, проворчал заведующий складом. –
На улицу они вышли неузнаваемыми. На Кольцове было новое кожаное пальто, широкий кожаный ремень перетягивал его в талии. И фуражка тоже была кожаная. Это была негласная, нигде и никем не утвержденная повседневная форма чекистов.
Миронов тоже выглядел непривычно. Пальто заведующего складом на нем словно бы помолодело и выглядело почти что новым. Долго мучился Беня только с головным убором для Миронова. Ни котелки, ни шляпы, ни картузы, которые они отыскали среди конфискованных вещей, никак не гармонировали с бедноватым пальтецом.
Перерыв почти гору самых разных головных уборов, Беня все же отыскал то, что Миронов не отверг – пушистый лисий малахай. Дорогую норку или того же бобра Миронов одевать решительно отказался, на малахай же не сразу, но все же согласился. Хотя и он был Миронову не очень к лицу.
В своей новой одежде Миронов выглядел совсем не богато, но зато привлекал внимание прохожих своей экзотичностью.
Идя по улице, Кольцов мысленно распланировал остатки своего дня. Прежде всего, он зайдет в «Метрополь» к Свердлову и подробно, без утайки, расскажет ему все о парижской эпопее с поисками бриллиантов. Там, в Париже, он еще раз убедился, что это была глупая и бессмысленная затея, изобретенная в московских кабинетах, которая не могла и не должна была благополучно закончиться. Лишь слепой случай, на который ни один разумный человек не может и не должен рассчитывать, помог им.
Не зная всех подробностей, Свердлов, вероятно, считает себя победителем. И, должно быть, гордится собой, своей проницательностью и настойчивостью, с какой уговаривал и в конечном счете уговорил Кольцова на этот безумный вояж.
Так вот, он теперь расскажет Свердлову, как все было на самом деле. Пусть знает: ни он, ни Кольцов, ни все те, кто был задействован там, в Париже, в этой операции, не могут, да и не имеют права гордиться своим успехом и считать себя победителями.
Победил бывший «медвежатник» и аферист Миронов. Но и он не может гордиться, потому что так до конца и не знает, какую огромную услугу он оказал молодой Советской Республике и лично Вениамину Михайловичу Свердлову. Миронов-то убежден лишь в том, что оказал услугу лично Кольцову, спас его от трибунала за потерю важных документов.
После визита к Свердлову он пойдет на Лубянку и попытается встретиться с Дзержинским. Если это сегодня не удастся, он попросит Герсона доложить Феликсу Эдмундовичу, что он в Москве, что он вернулся из Парижа, и хотел бы попросить Дзержинского, если возможно, выделить для него несколько минут.
Но Дзержинский, похоже, уже знает, что он вернулся. Кто-то же звонил в Петроград Комарову по поводу Кольцова. Скорее всего, эти звонки исходили от Дзержинского. Менее вероятно, что от Ксенофонтова. С ним Кольцов был мало знаком.