Мистер Аркадин
Шрифт:
В голове у меня стало проясняться, и сразу же, откуда-то снизу, во мне начал подниматься страх. Страх прочистил мне мозги. Я был готов к сражению.
— Ну так что? — спросил я со смешком.
Аркадин взял конверт в руки и мусолил его пальцами. Они были толстые и квадратные.
— На конверте вы названы ван Страттеном, — сказал он, и голос его был спокоен, как у учителя, объясняющего урок ученикам, — потому что именно этим именем вы пользовались последнее время и под этим именем вас знает Райна.
— Моего отца звали Сэмюэл Стритер, — сказал
Он слегка пожал массивными плечами.
— Личность вашего отца достоверно не установлена, — поправил он меня. — Давайте будем считать, что Сэмюэл Стритер взял на себя отцовские функции в отношении вас.
Он протянул мне конверт. Незапечатанный.
— Взгляните. Обратите внимание на качество изложения. Мысль прослеживается необыкновенно ясно.
Я увидел имена, даты, названия мест. Все было абсолютно точно, до малейших деталей.
— Будьте добры положить это на подушку, чтобы Райна нашла сразу, как только придет после бала.
— Бал окончен, мистер Аркадин.
Я швырнул письмо на кровать и сорвал с себя маску. Он тоже снял свою, но аккуратно, не торопясь, и наконец я увидел его лицо. Широкое, властное, обрамленное густыми волосами и тщательно подстриженной бородой. Тяжелые веки прикрывали глаза, придавая им усталый и скучающий вид.
— И кто же дал вам эту информацию, мистер Аркадин?
Опять легкое пожатие плеч.
— Частное сыскное агентство. Иметь с ними дело неприятно, зато надежно. Правда, еще и очень дорого.
Его монотонный голос и оскорбительное равнодушие становились невыносимы.
— Вас, должно быть, удивляет, с какой стати я выбрасываю на ветер деньги ради такой ничтожной персоны, как вы, — жиголо, авантюриста-неудачника.
На лбу у меня выступил холодный пот. Он куражился надо мной, как хотел, а я ничего не мог поделать.
— Но для меня, — продолжал он, уже тоном резким и угрожающим, — все это имеет смысл, потому что Райна мне слишком дорога.
Не знаю почему, но в его словах мне почудилось нечто ставившее этого гиганта на одну доску с обыкновенными людьми, нечто такое, перед чем бессильны были все его деньги.
— Дороже всего на свете.
Да, это была примесь печали, может быть, страха. В конце концов он тоже был всего лишь смертным. Я же чувствовал себя полностью беззащитным. Я владел оружием, с которым мог пойти против него и сделать ему больно. А последние его слова чуть ли не отдавали его на мою милость, и в них звучало что-то такое, что тронуло мое сердце. В детстве я был более одинок, чем круглые сироты. Мать всегда смотрела на меня как на обузу. Отец — или тот, кто назывался моим отцом, — счел свои обязанности передо мной выполненными, подписав несколько чеков, как будто это был благотворительный акт. Я не знал, что такое родственные чувства. А Грегори Аркадин, могущий все или почти все на свете, пустился на трюк, недостойный его, лишь затем, чтобы отлучить меня от Райны, которая была ему дороже всего на свете.
Но случилось так, что и для меня она была не менее
— А вы сами, мистер Аркадин? Вы сами — кто? Что бы вы сказали, если бы вам представили желтый конверт с вашим именем?
Он решил, что уже покончил со мной, и звук моего голоса его удивил. Он уже собрался ответить, но вмешался еще один голос. Райны.
— Что вы делаете в моей спальне, вы оба?
Она бесшумно открыла дверь и теперь стояла перед нами. Свет лампы золотил вышивку на ее юбке. Она разрумянилась от танцев; теперь она изображала гостеприимную хозяйку, предполагая, с милой улыбкой, что нарушила дружескую беседу между мною и отцом.
Аркадин взял конверт и протянул ей. не отводя от меня глаз.
— Благоволите повторить, что вы сказали.
Мне вспомнился рожок его автомобиля. Мне напомнил его этот голос, почти нечеловечески мягкий, но решительный. Таким голосом, подумал я, жрецы у каких-нибудь диких народов сопровождают свои кровавые ритуалы. Ни презрения, ни жалости не было в нем. Полное самообладание и отчуждение.
Все еще продолжая смотреть на меня, Аркадин жестом предложил Райне прочитать написанное. Я видел, как неохотно она переворачивает страницы.
Во мне вновь начал закипать спасительный гнев.
— Да, тут все правда, Райна. Я замешан во все эти истории. С валютой, с контрабандой. Я жил за счет женщин, промышлял фальшивой монетой. Три месяца — к счастью, не больше — провел в тюрьме. Но разве от этого я стал другим? Разве это меняет что-то в наших отношениях?
Она положила конверт на стол. Туберозы на ее груди и цветы в волосах уже начинали вянуть. Она казалась усталой и подавленной, храня надменное молчание женщины, чей костюм был на ней.
— Эта невеста слишком прекрасна, — сказал Аркадин. — Слишком прекрасна для тебя. Пошел вон.
Он гнал меня. У него было на это право. Это был его дом. И дом его дочери. Он был Аркадиным. Я же был похож на жалкого, разъяренного, бессильного младенца, которого наказали, но который хочет отомстить, кусая и царапая злую руку.
— Я, конечно, немногого стою. Ну а вы, мистер Грегори Аркадин? У вас ничего нет на совести? Ничего такого, что бы вы побоялись показать Райне, написанным черным по белому? Нет ли такого секретного досье о вашем прошлом? Со всеми деталями? Насчет Бракко, например?
Я швырнул в него это имя, как Давид свой камень в Голиафа. Он не дрогнул. Это несокрушимое спокойствие прямо-таки парализовало меня. Голова заболела еще сильнее. Я боялся, что меня вот-вот вырвет.
— Это бесчестно, — сказала Райна.
Я заметил, что кончик ее носа вздрагивает. Это единственное, что выдавало ее гнев. Голос же оставался спокойным и уравновешенным, как у отца.
Забитый камнями едва ли почувствует, какой из ударов будет смертельным. Я впал в такое же бесчувствие.