Мистер Грей младший
Шрифт:
— Да, — прошептала я, — Я не могла представить, что это так быстро сработает. А впрочем, Кристиан… Она слишком, слишком тебя любит — и в этом нет ничего удивительного.
— Из больницы я вернусь домой не один, а с ней. А ты… ты, Ана, будешь ждать нас? — прошептал он, с глазами полными надежды, смотря на меня.
— Только если ты узнаешь у Макса адрес нашего Комочка № 1, а потом… Вернёшь и его.
— Ана, он оскорбил меня.
— У него были основания, Кристиан.
— Я не буду умолять его вернуться. Разве что, могу только предложить ему это, — нехотя согласился Кристиан.
— Хотя бы так… — прошептала
— Ты права, — прошептал он, — Пошли, — Кристиан протянул мне руку, — Кажется, настала наша очередь поздравлять новобрачных.
Сейчас, мы с Кристианом искрились изнутри тем же счастьем, что брызгало от Макса и Эвы. Когда мы подошли к ним, Макс слабо улыбнулся, а Эва просияла нам в ответ. В руках она сжимала паспорта и их билеты.
— Мистер и миссис Родригес, — торжественно произнёс Кристиан, — Примите наши искренние поздравления.
— Спасибо, — отозвались голубки в один голос.
Кристиан пожал руку Максу, и, подмигнув ему, произнёс:
— Я зауважал вас, мистер Родригес. Вы теперь не то, кем были в Портленде. Надеюсь, моя любимая племянница обретёт счастье рядом с вами, — Кристиан поцеловал в щёку Эву, а я повторила его жест.
Потом, поцеловала в щёку Макса, шепча поздравления ему на ухо. Когда я немного отодвинулась от него, то увидела, какими испепеляющими глазами глядел на меня Кристиан.
Боже. Мой любимый помешанный на обладании ревнивец…
— Я буду рад преподнести вам подарок от нас, — произнёс Кристиан, и достал из внутреннего кармана пиджака конверт, — Здесь месячный тур по Италии на двоих. Всё полностью оплачено. Вы можете в любое время посетить тур-агенство, фирма которого указана на конверте, и, воспроизвести свой медовый месяц тогда, когда вам будет удобно.
Пара благодарно взирала на нас.
— Это как раз то, что нужно, — принимая конверт, произнесла Эва, — Спасибо большое.
Она поцеловала каждого из нас по отдельности. Мы грелись в счастье, которое она выплёскивала. В счастье, которое они излучали. Они вдвоём.
— Может, мне что-нибудь передать Теду? — спросил вдруг Макс.
Видимо, он достаточно проницателен, чтобы заметить в глазах Кристиана блуждающую просьбу, которую он не решался озвучить.
— Скажи ему, что мы очень скучаем, — прошептала я.
— И что Фиби вернулась в Сиэтл, — произнёс радостно Кристиан.
Эва радостно завопила, вешаясь на шею Максу.
— В таком случае, — Эва подняла брови, — Мы приедем в гости и притащим его с собой.
— Постараемся, — немного сдавленно, но не лишая свою жену возможности улыбаться, произнёс Макс, многозначительно заглядывая в глаза Кристиана.
Видимо,
Вскоре, мы, вместе с другими гостями, проводили счастливых новобрачных, крича всякие поздравления, пока машина прокатывалась по двору, увозя их в аэропорт. Попрощавшись с семьёй, мы с Кристианом тоже покинули дом Элиота Грея. Нас ждал Сиэтл. Ждала Фиби. Ждала новая и, я искренне верила — счастливая жизнь.
Фиби
После встречи с мамой, что-то во мне перевернулось. Она была настолько опустошённой, похудевшей, измученной… А новость об отце — и вовсе расстроила меня. Моя наставница — Мария, игуменья в женском монастыре аббатства, в котором я провела ровно пять лет, призвала меня к себе после вечерней молитвы и серьёзно поговорила со мной. Она объяснила мне то, что вовсе меня не хочет выгонять, что я полюбилась ей, поэтому — ей меня жаль. И жаль мою маму… Она сказала, что сострадание и уважение родителей своих — есть высшая благодетель. Помощь, в которой нуждаются мои родные — должна быть для меня на первом месте. Мария дала мне понять одну важную истину: любой человек, каким бы он ни был — нуждается в прощении и помощи.
Я не могла не прислушаться к ней. Наставница уверила меня в том, что здесь всегда мне будут рады, но тому миру, который грязнеет и увядает в горести и печали — я нужна на много больше. Если я буду соблюдать все заповеди в мирской суете, ходить в церковь, и — самое главное — думать и помнить о Боге — я обязательно спасу свою душу. И обязательно соединюсь с Адамом, когда окажусь на другой стороне вселенной.
Главное, что я смогла обрести в монастыре — это душевный покой и спасение от скорби, бушующей и затмевающей разум. Заставляющей грешить — злясь и проклиная всё вокруг.
Монастырь научил меня этому. Господь не даёт испытаний, которые мы не сможем вынести. Это я знаю точно. И я готова пронести эту истину в себе.
Днём я прилетела в Сиэтл, благословленная матушкой Марией. Когда я вошла в свой отчий дом, я с трудом сдержалась, чтобы не согрешить и не поддаться унынию и горьким слезам. Дом казался мне таким опустошённым, таким холодным, что сердце во мне замирало. Новая домработница — как она представилась мне — Ким Слэйви приняла мои вещи, но не была слишком многословна. Да и я не хотела и ни с кем говорить, моим главным желанием было скорее увидеть отца.
С ужасной тоской, скребущей моё больное сердце, я отправилась искать отца по всем больницам и клиникам. Не знаю, что меня подтолкнуло на такую глупость — не спросить у Ким, в какой именно больнице, в полном одиночестве лежит мой бедный папа.
Мне было непривычно ходить по живым улицам, наполненным машинами и людьми. Было непривычно ходить без чёрной и свободной рясы. Я одела сарафан в пол, с рукавом три четверти. Это было не так, как я одевалась последние пять лет — но, по крайней мере, не могло вызывать изумлённых и странных взглядов, которое бы одеяние монахини мне обеспечило.