Мистер Грей младший
Шрифт:
Во время сна мне было так благостно, что я не хотел открывать глаза. Я слышал шум, даже какие-то крики, но что это было?.. «Как я не хочу выходить из этого сна!.. Почему?» — сквозь лёгкий сон думал я, — «Я не хочу лететь?.. Возможно. Но смена места мне сейчас необходима… Я так спокойно сплю, потому что разлюбил кого-то? Нет. Я по-прежнему люблю и любим. Но что же случилось?.. Почему я так спокоен?..»
Вдруг, я понял, что вернулся к себе. Я подружился с собой. Значит, всё было так просто?.. Не надо было бороться — надо просто отдаться на милость судьбы. И она сделала главное — она примирила
Шум в аэропорту начал настойчиво меня будить. Мне не хотелось выходить из этого липкого, приятного состояния сна… «Я спал так сладко и спокойно впервые» — подумал я, — «Видимо, оттого, что прошлая ночь была бессонной», — я улыбнулся сквозь дрём… Но чей-то крик — такой внезапный, яркий и режущий — заставил мгновенно открыть глаза. Люди бежали, спрашивали и отвечали сами себе… Казалось, что их выпустили в первый раз в жизни в аэропорт из психиатрической клиники. Всё изменилось в зале ожидания. Абсолютно всё. Чёрная ночь за стёклами заставляла огромные лампы резать глаза. Изменилось всё… Только я остался неизменным, прочно вдавленным Морфеем в своё кресло. Поменялось всё. Люди мчались, рыдали, выли… Я увидел выходивших в медицинской форме людей из той самой служебной двери…
— Молодой человек, подвиньтесь, — шикнул на меня кто-то из них.
— Верно, алкоголик, — заметила противная толстая женщина лет пятидесяти, — Ишь ты! Устроил себе мотель здесь.
На лицах прочих врачей было прицеплено типичное выражение моего отца, когда он работал с клиентами — такое закреплённое и знакомое, внушающее одну единственную фразу в подсознание подверженному страху и боли человеку — «всё будет хорошо». Тут же была и полиция… Не может быть! Я увидел представителей каналов CNN и BBС. Что-то произошло… Но что? Спросить было не у кого. Однако металлический голос — точно ответ свыше — сообщал ужасную новость: «Лайнер Air-France 1715. Повторяю: Лайнер Air-France 1715 потерпел крушение над Средиземным морем. Маршрут: США, штат Вашингтон, аэропорт „Сиэтл-Пасифик“ — Франция, Париж, аэропорт „Шарль — де — Голль“. Внимание! Все рейсы отложены на четыре часа. Выходы в аэропорт оцеплены. Просим всех оставаться на своих местах и приготовить документы».
Боже. Подождите!.. Это мой рейс. Я что, опаздываю?.. Я что, опоздал?.. Я опоздал! Я хотел бежать, но до меня вмиг дошла очередная мысль — я не опоздал. Я спасся. Я выжил. Значит, иногда проигрывая — можно выиграть. Значит, иногда опаздывая — можно успеть… Можно успеть! Всё возможно. Всё в руках Бога… Пальцы и ладони мои похолодели. Надо позвонить домой! Срочно позвонить… Я начал судорожно рыться в карманах брюк и куртки, нашёл телефон… Но он не включался. Батарея… Чёрт подери!.. Я жал на все кнопки сразу… Казалось, что красное табло, висящее надо мной и сообщающее об ужасной трагедии, вытащило энергию у всех и у всего… Все трясли телефонами. Это была какая-то всеобщая потеря связи с нормальным миром. Что произошло?..
Теперь я стал понимать. Теперь я стал всё понимать.
— Выжившие?! Есть выжившие?!.. — надрываясь, кричал грузный и краснощёкий мужчина.
— Нет выживших! Никого нет в выживших! — тыча списками ему в лицо орала худая и бледная, как смерть, женщина… Она, словно, лишилась разума.
Как же так? А там мой багаж, мои документы, мои… Да что я думаю?.. Моя жизнь! Она со мной! А то, что было там — это та жизнь, с которой теперь надо покончить…
Я бросился к выходу, как ошпаренный… Но он был закрыт. Стояло оцепление. Нужно было искать другой… И вдруг, я увидел широко раскрытые двери. Вели человека… Да нет, он шёл сам. Просто тот, кто был рядом, поддерживал его локоть, слегка… Но у того несчастного было такое лицо, что мне казалось, что его тащат… Тащат, как на казнь. Я посмотрел в глаза этому человеку и увидел трагический кадр. Так вот, как выглядит трагедия. Вот, как выглядит настоящая боль потери. Потеря! Вот, что было на лице этого человека. Он делал шаг, и ещё… Но у меня больше не было терпения ждать его, чтобы выбежать отсюда…
— Позвольте, я пройду, — попросил я.
— Туда не следует идти, — мужчина ответил мне сам, даже не глядя на меня.
Я замер.
— Почему? — спросил я, — Мне надо на выход…
— Там нет выхода, — также монотонно ответил он, — Там всё оцеплено. Мне тоже надо найти другой выход… Пойдёмте вместе, — произнёс он и поднял голову.
И я пошёл. Как шёл всегда и за всеми. Зачем я иду за ним?.. Ему сейчас плохо. Мне ещё хуже. Что мы можем дать друг другу?
— Мы сейчас сядем в вип-зале, — словно отвечая на мой вопрос, произнёс он, — Оставь нас, Бенджамин, — произнёс он человеку, подставившему свою руку для опоры.
— Мы с вами сядем и всё обсудим, — повторил тот же голос.
«Что обсудим?» — подумал я.
— На этом рейсе у меня был… один — один единственный сын. Мой сын, — сказал человек, — А у вас?
— А у меня там был я, — я сказал это и понял, что ляпнул какую-то глупость…
Но человек исподтишка улыбнулся, доказывая мне то, что это была не глупость.
— То есть, мог быть я.
Человек остановился, оглядел меня и сказал:
— Я никогда в жизни не видел такого счастливчика. А прожил я очень долгую жизнь, уж поверьте мне. И не просто долгую, а ещё…
— Счастливую? — со странной надеждой спросил я.
— Да, наверное. Потому что интересную. Ведь без интереса — не бывает счастливой жизни.
Мы прошли в вип-зал молча. И мне показалось, что мне вовсе не хочется отходить от него, сворачивать в другую сторону, садится за другой столик… Хотя тот человек не настаивал, чтобы я шёл за ним. Я мог остановиться, сделать вид, что завязываю шнурки на своих ботинках… А потом уйти, сесть в то своё нагретое кресло, всё обдумать. Но я шёл за этим спокойным человеком… За человеком, который сегодня потерял всё. Он потерял единственного сына.
В вип-зале, несмотря на всеобщую кутерьму, было тихо и спокойно. Так же тихо ходили официанты, горели ночнички на столиках… Нам налили горячий, дымящийся кофе в фарфоровые чашки, едва мы сели за круглый небольшой стол у окна, с видом на ночь… «Как прекрасна жизнь», — подумал вдруг я. Да, прекрасна, несмотря ни на что. И этот кофе можно пить даже не в вип-зале, даже не сидя, а стоя, даже там, где шумно и не протолкнуться… Где не совсем удобно и кофе в пластиковом стакане. Жизнь прекрасна. Я посмотрел в умные глаза сидящего рядом со мной человека.