Мистер Грей младший
Шрифт:
— Что? — Кейт сдвинула брови.
— Да вообще… С вами не сравнится ни одна девушка.
— Вот и славно, — улыбнулась она.
— Я пойду, хочу увидеть Фиби. Наслаждайтесь вечером, — ответил я.
Вообще-то, мне хотелось поскорее оторваться от этого неловкого порочного круга родственников. Я знал, что Фиби ещё в своей комнате, а ожидать её — я вполне могу в гостиной. Быстрыми шагами я прошёл в дом, встал недалеко от лестницы, не позабыв взять бокал шампанского. Отсюда можно свободно наблюдать за всеми гостями.
Кен беседовал с невысокой
— В чём дело? — спросил он.
— Хороший выбор, — подмигнул я.
— Мне это известно, — сказал он серьёзно, — Пожалуйста, не поедай её глазами. Она мне очень понравилась. Иначе, захват «ушу».
— Эй-эй, Кен! — я стукнул его по плечу, — Расслабься. Я буду смотреть в другую сторону.
— Ловлю на слове, — произнёс он, — Дай шампанское.
— Зачем? — изумился я.
— Затем, что я должен объяснить, почему подходил к тебе, — я передал бокал, — И смотри в другую сторону. Усёк?
Оп-па, наш кунг-фу богомол влип.
— Усёк, — усмехнулся я, — Расслабься.
Сжимая в руке бокал с игристым, он пошёл навстречу к носительнице огненной шевелюры, отдал ей шампанское, и, взяв её под руку, ушёл в неизвестном мне направлении. Я огляделся вокруг и заметил четырёх дочерей Лайкарта. Отлично. Можно и их разглядывать, коли делать нечего.
Они стояли по росту, одетые, как куклы — все четыре. Однако, я выбрал только одну для созерцания. Третью. Удивительная девушка… Она не похожа ни на отца, ни на мать. Если присмотреться, она взяла понемногу от каждого. Главное, у неё нет этой бульдожьей челюсти, как у самого Лайкарта, который, при надобности, каждому перегрызёт глотку. Первая унаследовала этот семейный дефект, вторая ухватила крысиные глазки матери… Да, третья была лучше всех. И лучше четвёртой тоже, потому что эта задрыга не стояла на месте ни секунды. Она даже стоит — покачиваясь… Безусловно, у третей с замужеством проблем не будет. Да и так бы не было, но… У неё всё пройдёт проще. Как, кстати, зовут эту прелестную девочку? Я забыл… Так и буду называть её — «прелестница», — подумал я про себя.
Мои размышления прервали жёсткие пальцы Даны, взявшие меня за плечо.
Невольно, я вздрогнул.
— Чего ты вздрагиваешь? — мягко спросила она, — Разве когда-то я говорила, что запрещаю тебе рассматривать хорошеньких девушек?.. Кстати, как ты считаешь, которая из них хорошенькая?
— Я думаю, что третья, — спокойно ответил я.
— Это правильный ответ, — улыбнулась Даниэль.
Я повернулся к ней, немного склонился над её лицом, чтобы наши
— Ты хочешь что-то мне сказать, Дана? — спросил я.
— Я хочу сказать, что я бы чего-нибудь выпила, — улыбнулась она.
— Ну, так пей, — сказал я.
— Теодор, — она сверкнула глазами.
— Ах, прости, — ретировался я, взяв её под руку.
Мы вышли из гостиной к столу, где на серебряных подносах, стояли бокалы, в которых было разлито шампанское, абсолютно разных видов. Мы шли вдвоём, слыша в свою сторону: «Какая красивая пара»… Мы были вдвоём — как огонь и лёд, вещи не совместимые, но по-своему прекрасные. Вспышки фотографов повсюду ловили нас, протяжные взгляды цеплялись к моему пиджаку, к платью Даниэль, к нам двоим. Я угостил её шампанским, начиная разглядывать её. Да, конечно, я не люблю её…
Но я поймал себя на том, что мне с ней слишком удобно. Спокойно. Надёжно. Я могу говорить, что хочу. Я даже знаю, что сейчас, если меня заподозрят в том, что я ворую портсигары у гостей и будут неопровержимые улики, она найдёт способ всё опровергнуть, помочь мне… Кроме того, в ней есть такое особое спокойствие, которое не даёт расслабиться, а будоражит. Рядом с ней хочется выпрямить спину, отбросить голову, нести себя…
«Опомнись, Теодор!», — орёт подсознание, — «А как же твоя любовь?»
Любовь?.. Она, как аппетит. Он приходит, когда видишь столы, а не абстрактные воспоминания и картинки подсознания. Подобное, только лишь, приносит страшные муки и не даёт покоя — но когда появляется рядом такой человек, как Дана, возобновляются силы, дающие держать себя в ежовых рукавицах.
— Идём, — говорит Даниэль, вырывая меня из мыслей, — Скоро будут выводить невесту.
Я киваю, идя с ней под руку в дом.
— Я нервничаю! — доносится взволнованный баритон Кристиана.
— Отчего? — я слышу голос мамы, — Фиби выходит замуж. Это радость. Она выходит замуж за любимого человека, мало того — за очень богатого и перспективного человека.
— Отвечу вам, моя мадам Розовые очки, — продолжал бухтеть отец, — Выход замуж ещё никогда не считался в семье невесты радостью. Это неизвестность. Это раз. Второе — она выходит замуж за Адама. Это неизвестность вдвойне. Это два. Сегодня, у него один отец, завтра — другой. Сегодня, он жив, завтра — он мёртв. Вот тебе и неизвестно — дочь жена или вдова — тебе это всё равно. Главное, чтобы тебе не мешали соблюдать диету и улыбаться всей вселенной. А ещё, чтобы ты могла спокойно делать маникюр и….
— Кристиан, кстати, о маникюре, — точно не слыша прочих реплик отца, сказала она, — Я чуть не сломала ноготь!
— Ну, конечно. Выбрасывай деньги на ветер, давай, давай…
Он бы распылялся так и дальше, а я бы так и дальше давился внутренним смехом, если бы на лестнице не появилось чудное, роскошное белое облако, и мягкий, нежный голосок произнёс:
— Папа.
Он обернулся, и увидел на лестнице Фиби такой, какой не видел никогда… Какой никто и никогда её не видел.