Мистер Грей младший
Шрифт:
Ребёнка Теодора Грея.
========== Snowdown ==========
Айрин
Во всём теле наслаждение и слабость, такая хрупкая и приятная… Я с трудом приоткрываю сомкнутые блаженным сном глаза и широко улыбаюсь, смотря на красивое лицо спящего рядом со мной дерзко-сексуального мужчины. Разглядываю его с нескрываемым бесстыдством, которое заключается в собственничестве и жадности — да, я ощущаю, как смотрю на него.
— Моё, — тихо шепчу, боясь пошевелиться.
Его длинные и густые ресницы трепещут, а губы приоткрываются во вздохе. Я плотно сжимаю ноги, на что тут же получаю острый укольчик в паху, напоминающий о развратной минувшей ночи. Чтобы не
Тед, не говоря ни единого слова, начинает терзать лобзаниями и ласками умелых рук, ловких губ мою грудь — и душа летит в рай, а ноги сцепляются на его ягодицах. Я чувствую с ним то самое животное желание, ту помешанность на сексе, на прикосновениях, поцелуях, ласках. Это не испорченность и не половое влечение; для тех, кто любит и любим — такое определение грязно. Мы просто хотим растворяться друг в друге, дарить друг другу и получать наслаждение, отгоняя прочь нелепые понятия, стыд, запреты. Его губы всасывают мои соски, с причмокиванием оттягивают их, а его шумное дыхание и эта предельная близость зачаровывают меня полностью: мне не выбраться из его властных объятий, не избавиться от страстных ласк, не сбросить с себя это крепкое тело молодого ягуара, или гепарда, или тигра… Такого большого, порывистого, быстрого, тяжёлого.
Порой, я хочу понять, как мои кости выдерживают этот сладкий, порочный набор мышц и рефлексов, гоняющихся по его телу при каждом едва заметном движении. А ещё чаще мне хочется понять: как он влезает внутрь меня?..
— О-о, да! — я застонала не только от представления, но и оттого, что Тед оставил мне глубокий, сочный засос у ореола соска; оттого, что рьяной член моего красавца потёрся о совсем влажную подружку; оттого, что его руки сжимали мои бёдра, точно металлические кандалы сдерживают преступницу-куртизанку — для того, чтобы арестант её оттрахал так, что… пар бы шёл из ушей. Я озвучила своё сравнение: на это Теодор тихо ухмыльнулся мне в грудь, выстрелив при этом глазами в глаза. Ток промчался по телу.
— Что же, куртизанка, — он произнёс это настолько низким, сексуальным голосом, что я непроизвольно оторвалась от подушки и, схватив его за шею, резко приблизилась к нему; он ухмыльнулся и продолжил, — Сейчас плохой коп очень здорово с тобой позабавится.
Мне оставалось только довериться его власти. С громким стоном я вцепилась в его волосы, ощущая, как потоки огня и желания бегут по моему телу. Дыхание моё резкое и прерывистое, путано-терпкие ароматы наших тел, свежих тюльпанов и натуральных свечей, коими была обставлена восьмикомнатная холостяцкая квартира Теодора, заполоняют сознание, разукрашивают его, вселяют в него вкус и краски. Поцелуи и ласки плавно, но стремительно уходили от груди всё ниже, и, вот, когда его губы уже там…
— О. Мой. Бог! — вскричала я, извиваясь, как змейка, на простынях… О, ловкость его языка!..
Он начал тут же ублажать мой клитор, с той превышенной умелостью и жадностью.
Я и опомниться не успела от хлынувших безбашенных оральных ласк, как он резко развернул меня за бёдра на живот, заставив оттопырить задницу ему навстречу, прося большего. Едва я почувствовала его дыхание, бившееся прямо в заветную точку, я нагло стукнулась попкой о его лицо, заставив его зарычать и впиться глубоким поцелуем в киску: во вход и клитор. Он вытворял то, что может довести до полумёртвого состояния за считанные секунды. Как только я не материлась в своём сознании, как только я не проклинала каждую букву имени этого секс-изверга от удовольствия… Его рот дошёл и до попки. Я рождалась и умирала заново, крича, хрипя и пища не своим голосом, чувствуя движения его мокрого и горячего языка, такого проворного и такого… М-м-м!..
— Мой! — сиплым рычанием сорвалось с моих губ, всё тело задрожало, затряслось.
От этого стона Тед поистине озверел: его губы и язык бесновались, вытворяя такие отчаяннные и смелые па, что я не могла поступать и чувствовать иначе, кроме как визжать, ломаться каждой частью тела на простынях, рвать его постельное бельё и подушки в клочья. Я сгорала в неописуемо смертельно-сладком
— Грей, чёрт возьми! Ты же… Сукин сын! — прокричала я, бьясь в конвульсиях. Я тонула в поту, в удовольствии, что накрыло меня так грубо и так жёстко-о-о… О-о-о!
Он. Снова. Не дал. Мне. Прийти. В себя. Через одну-единственную секунду он уже был глубоко во мне, а мои волосы были в его кулаке, как и хрупкое плечо, за которое он придавливал меня грудью к постели. Мои пальцы сжимали изголовье кровати, до боли и посинения, щека вжималась в подушку, а иссохший желанием и наслаждением рот был широко открыт: я снова и снова срывала себе глотку. Он двигался так больно, так страстно, так грубо, что слёзы счастья и удовлетворения бежали по моим щекам. Эти слёзы были сладкими, и я впервые полноценно не стыдилась их, я отдавала ему себя. И, Боже, как много, как много брала…
— Мы, наконец-то, берём своё, — раздался зверинный рык мне на ухо. Он, точно, прочёл мои мысли. Теперь его грубый и терпкий голос перемалывал моё сознание, крошил его на мелкие кусочки. Я всё ещё не отошла от первого продолжительного оргазма и теперь от каждого его толчка ловила безумный экстаз, как и от его голоса, — Ты бесподобна, Айрин. Твои стоны… Вот, ради чего стоит жить, ради чего я живу… Боже, какая же ты узкая, Малышка. О, мой сладкий-сладкий ангел…
Его бёдра били мою попку с остервенением, от которого сносило крышу. Он наклонялся к моей спине и зацеловывал её, слизывал капли пота, очерчивал губами позвоночник, разбрасывая укусы на лопатках. Мне было то безумно горячо, то ледяная сумасшедшая дрожь сумасбродно бежала по моей спине. Я чувствовала, как все мои нервы оголяются тысячекратно. Когда же ещё один сильнейший водопад удовольствия прошиб меня, я с громким криком изогнулась дугой, ломая собственный позвоночник… И он кончил в меня. Кончил так, что я забыла, как дышать и с несколько секунд просто ловила губами воздух. Меня бросило в озноб, а Грей… мой любимый Грей, как одержимый, так же крупно дрожа, повалился на мою спину грудью и плотно прижался ко мне, утыкаясь сладострастным ртом мне в шею, сдавленно постанывая. Его руки были обвиты вокруг моей талии, а дыхание было поверхностным и учащённым. Сердце глухо билось в моём теле, с его сердцем в такт, и с уверенностью в эту секунду можно было сказать, что у нас оно одно на двоих…
— Айрин, — прошептал он, когда в комнате воцарилась тишина, пахнущая сладким послевкусием наслаждения.
— Тед, — выдохнула я, едва дыша.
Он неуверенно, но быстро скатился с моей спины набок, его лицо снова оказалось напротив моего. Оно уже не было безмятежно-сонным, лёгкая ночная щетина уже не казалась просто нежной и милой, ибо я теперь остро помнила, каково мне было, когда его лицо было у меня между ног. Его влажная от пота чёлка растрепалась, в некоторых местах прилипла ко лбу. Красивые мужские губы налились от страсти, чуть потрескались. Его глаза: пьяные и глубокие, смотрели на меня с упоением, разносящим трепет по телу. Кончиками пальцев я убрала его чёлку со лба, провела по едва колючей щеке, нежно поцеловала его в скулу. Той же ватною рукою коснулась шеи и обведя пальчиком кадык, нежно коснулась его губами.
— Тебе хорошо, моя нежная? — тихо спросил он, улыбнувшись.
— Нет, — шепнула я, на секунду стерев его улыбку и тут же пожалев об этом, — Мне прекрасно…
Когда Теодор, казалось бы, облегчённо вздохнул и ободряюще улыбнулся, я тут же сжала его в объятиях и уткнулась губами в ушко.
— Любое моё «нет» тебе — никогда этим «нет» не является, — прошептала я, — Я так счастлива сейчас.
— Я тоже безумно счастлив, — пробормотал он, потираясь носом о мой, — Я люблю тебя, — моё сердце замерло.