Митральезы Белого генерала. Часть вторая
Шрифт:
Ну, а уж коли суждено быть раненым, или паче того, убитым… что же, пуля виноватого найдет! Именно так и говорят эти склонные к фатализму суровые служители Марса. Если же рана кажется не смертельной, то упоминание о ней выгодно украсит формуляр выжившего, а уж коли совсем не повезет… что же, одной скромной офицерской могилкой на чужбине станет больше. Выпьют за павшего товарища его друзья, всплакнут, быть может, о потере родные, да горько завоет маркитант, узнав, что некому будет отдать долг за выпитое и съеденное!
Но это все потом, а
— Господин поручик, — кричит долговязый прапорщик интенданту, — извольте приказать отпустить нам патроны!
— Господа, пропустите меня без очереди, нам выступать первыми! — пытается урезонить толпящихся вокруг товарищей по несчастью усатый штабс-капитан.
— Ваше благородие, — лезет с запиской от командира батареи коренастый фейерверкер, — так что их высокоблагородие просют отпустить сена!
Все это сопровождалось всеобщей суетой и руганью. Штабные офицеры бегали с приказами, начальство грозило подчиненными всевозможными карами, солдаты тащили на себе мешки и ящики с различными припасами, лошади испуганно ржали и даже обычно невозмутимые верблюды волновались, и время от времени ревели так, будто их режут.
И за всем этим с тоской наблюдали те, кого в поход не взяли. Увы, Скобелев решил обойтись крайне незначительными силами, а посему большинство солдат и офицеров останутся в Бами. И тем и другим стоянка уже осточертела, хочется настоящего дела, но … их не взяли. И теперь им оставалось только смотреть на своих более удачливых товарищей с плохо скрытой завистью.
Моряки тоже готовились к выступлению, точнее полубатарея митральез, во главе с Шеманом. Впрочем, лейтенанту заниматься хозяйственными вопросами недосуг, а потому он с чистой совестью взвалил эту почетную обязанность на Майера, которому и в голову не пришло, что он мог бы сделать тоже самое.
Таким образом, пока гардемарин бегал как ужаленный от одного интенданта к другому, пытаясь выбить «все от казны положенное», ставший командиром взвода Будищев, тем временем, пинал болт, «осуществляя общий контроль над личным составом». Иными словами, нагрузил всех кого поймал работой, а сам немного свысока взирал на их суету, изредка давая ценные указания.
— Это же надо столько воды! — покачал головой унтер Нечипоренко, знакомый с кондуктором еще по прошлой войне, и оттого держащийся с ним почти по-приятельски.
— Еще мало будет, — смачно зевнув, отозвался строгий начальник.
Справедливости ради, надо заметить, что накануне Дмитрий самостоятельно разобрал и собрал механизмы митральез, проверил все движущиеся детали, заменил смазку и от всего этого чертовски устал. Так что теперь ему было просто в лом отвечать на дурацкие вопросы.
— Дык, сколько туда ее влезет? — простодушно удивился один из молодых матросов. — Кубыть трети довольно было бы.
— Пустыня кругом, дурик! — цыкнул
— Ну, рази что выкипит, — поспешно согласился тот, уважительно поглядывая на пудовые кулаки Нечипоренко.
Тут появился тяжело нагруженный припасами Шматов и вопросительно посмотрел на своего «барина», дескать, куда это все девать? На обоих плечах денщика висело по хурджину с разнообразной снедью, закупленной перед походом у Петросяна. Рядом с ним, тяжело дыша, стоял матрос, у которого припасами заняты не только плечи, но и руки.
— Тащи туда, — скомандовал Будищев, и, стряхнув с себя усталость и апатию, бросился укладывать принесенное.
Артиллерийские офицеры в походе — самые счастливые люди, оттого, что в передках и зарядных ящиках их пушек всегда довольно места, которое можно употребить не только под бомбы, шрапнели или заряды. Поэтому-то у них на бивуаках всегда найдется выпивка и закуска, вызывающая неизменную зависть у пехоты. И хотя, моряки в сухопутных делах были ещё очень неопытны, и даже не подозревали о некоторых тонкостях походной службы. Зато у кондуктора, ставшего волею судьбы командиром взвода, опыта хватало на целую дивизию, и теперь он беззастенчиво пользовался выпавшими ему возможностями.
— Ашот не бухтел? — поинтересовался Будищева у Шматова.
— А что ему? — удивился тот, не зная всех подробностей взаимоотношений маркитанта и «барина». — Расплатились мы с ним честь по чести, пусть радуется, что таковые клиенты есть.
— И сильно радовался?
— Ну кривил рожу маленько… может зубы болели?
— Наверное.
Тут на батарее наконец-то появился уставший как черт Майер в сопровождении матросов, тащивших последние мешки и ящики с припасами.
— Кажется, все, — выдохнул гардемарин, обессиленно прислонившись к передку. — Ты не представляешь, сколько нервов мне стоила эта подготовка!
— Поздравляю, — отозвался Дмитрий, вытирая руки ветошью.
— Издеваешься?
— Ну что вы, ваше благородие. Как можно-с!
— Кстати, я пока стоял в очереди переговорил с несколькими офицерами из Таманского полка, — многозначительно начал Майер.
— И о чем тебе поведали казачуры?
— Ты напрасно иронизируешь, мой друг. Многие из них встали на сторону Бриллинга и настроены крайне решительно.
— Что, прямо все?
— Нет, не все. Я бы сказал, что мнения разделились.
— Саш, не тяни кота за хвост, а лучше сразу скажи, что там за фигня?
— В общем, большинство полагает, что как только поступит известие о твоем производстве, Бриллингу следует прислать секундантов.
— На это он вряд ли решится. Скорее, наш бывший гвардиозиус попытается пришить меня до этого знаменательного момента.
— Зачем ты так говоришь? — возмутился гардемарин. — Я допускаю, что он тебе неприятен, но зачем же оскорблять человека?! Насколько я знаю, никто не может сказать, что у него нет чести…