Митридат против Римских легионов. Это наша война!
Шрифт:
А там, узнав о приближении царского флота, разрушили и выжгли все предместья и, не имея силы противостоять Митридату на суше, решили дать ему бой на море. Выйдя из бухты, родосские корабли двинулись вперед, вытягиваясь в боевую линию и имея намерение охватить фланги царского флота. Но Митридат, лично командуя сражением, ловко использовал численное превосходство своих судов, а также их мореходные качества, пользуясь тем, что его корабли более быстроходны, он велел своим навархам самим охватить фланги родосцев. Видя, что их обходят вражеские корабли, родосские стратеги испугались окружения и обратились в бегство, стремясь поскорее укрыться в своей гавани. Когда весь флот в нее втянулся, ее перегородили цепями, перекрыв вход вражескому флоту. А Митридат беспрепятственно высадился на берег и встал лагерем у городских стен, предпринимая попытки захватить гавань, но в его войске было недостаточно тяжелой пехоты и не хватало осадных орудий, поэтому он послал на материк за подкреплениями. Время проходило в мелких стычках, у царя не хватало войск, чтобы начать настоящий приступ, а у родосцев не было сил изгнать с острова Митридата. Поэтому обе стороны внимательно следили друг за другом, выжидая, кто же первый совершит ошибку.
Вскоре произошел крупный морской бой, который разразился в какой-то степени случайно, но в него оказались втянуты значительные
Не зная об этом, родосский наварх Дамагор вывел из гавани шесть кораблей и отправился на ее поиски. Митридат, увидев это, послал против него 25 своих судов, но сам участия в бою принять не пожелал, у него и так за прошедший день было предостаточно поводов для волнений. До самой темноты понтийский отряд гонялся за родосским, который не уступал ему в маневренности, но Дамагор, прекрасный моряк, сначала закружил врага, а потом внезапно атаковал: два корабля отправил на дно, два загнал к ликийским берегам, а сам скрылся в ночи. Но какого-либо влияния на ход осады это сражение не оказало, и все продолжало идти своим чередом — родосцы и римляне не могли выйти из города, а Митридат не мог его захватить.
Положение изменилось, когда к острову на кораблях подошла из Анатолии тяжелая пехота Митридата, а также осадная техника. Но, казалось, сами богини были против того, чтобы царь Понта достиг успеха на острове Родос. Северный ветер поднял на море волнение и понес царские корабли прямо к берегу, пока навархи и команды боролись с волнами, из гавани вышел родосский флот. Царские суда из-за сильной непогоды были рассеяны по морю и не смогли сначала организовать достойного сопротивления: одни корабли родосцы протаранили и потопили, другие подожгли, а третьи взяли на абордаж и потянули за собой в гавань, только пленными Митридат потерял 300 человек. Но и это сражение никак не повлияло на ход осады, войска в итоге высадились, и царь начал подготовку к штурму.
По его приказу на двух кораблях соорудили самбуку — огромную осадную башню, с которой перекидывался мост на стену осажденного города. Благодаря перебежчикам, царь обладал информацией о том, где удобнее всего вести приступ, и, исходя из полученных сведений, решил атаковать одновременно с моря и с суши, там, где городские стены были невысоки. Атака на гавань должна была быть отвлекающей и наноситься с большим шумом и криком, а вот основной удар планировали нанести незамеченным пока противник будет занят на другом участке обороны. И самое главное, атака должна была начаться по сигналу, который огнем должны были дать царские шпионы. Но Митридат предполагает, а боги располагают, и все пошло наперекосяк, не так, как надеялся царь. Огни родосской стражи понтийцы приняли за сигнал к атаке и бросились вперед гораздо раньше срока. Яростные бои разгорелись на стенах и у входа в гавань, они продолжались всю ночь и утро и в итоге царские войска были отбиты по всем направлениям. Ночной штурм провалился, но Митридат отступать не собирался и теперь все свои надежды возлагал на самбуку.
В этот раз царь повел приступ со стороны моря, помимо самбуки в атаке было задействовано множество мелких судов, и вся эта армада двинулась к стенам. С осадной башни летели стрелы и дротики, защитники города, поражаемые понтийцами, один за другим валились с городских укреплений, но на место павших спешили новые. Огромный мост упал с башни на гребень стены, и в бой вступила тяжелая понтийская пехота, схватившись врукопашную с оборонявшими стену римлянами. Исход боя был не решен, когда огромная самбука начала заваливаться на бок и в итоге рухнула от собственной тяжести. Очередная неудача охладила воинственный пыл Митридата, и царь решил оставить Родос, а военные действия перенести на материк, в Ликию. Там понтийская армия осадила город Патары и начала готовиться к приступу, но что-то опять не задалось, и Митридат, махнув на все рукой, отправился в Эфес, поручив войну с ликийцами стратегу Пелопиду. А сам владыка Азии занялся в это время решением важнейшего стратегического вопроса — организацией вторжения в Балканскую Грецию. От личного участия в этом грандиозном мероприятии царь уклонился, зато силы и средства выделил громадные. Армия и флот под командованием стратега Архелая должны были привести под его высокую руку Кикладские острова, подчинить остров Делос, а затем высадиться в Элладе и поднять ее на борьбу с Римом. Главный упор должен был быть сделан на заключение союза с Афинами и для этого с экспедиционным корпусом направлялся специальный уполномоченный Митридата — философ-эпикуреец Аристион, уроженец этого древнего города. Другая армия, под командованием царского сына Аркафия, должна была перейти Геллеспонт и вдоль фракийского побережья вторгнуться в Македонию, разгромить ее наместника вместе с легатами, а затем, войдя в Грецию с севера, соединиться там с армией Архелая и его греческих союзников. Митридат размахнулся очень широко, и по его замыслу этот удар должен был окончательно сокрушить могущество Рима в Восточном Средиземноморье. Ну а сам он, устав от превратностей войны, решил заняться делами, столь милыми сердцу любого правителя — набором и муштрой войск, общением с любимыми женщинами, а также раскрытием заговоров против своей персоны.
Глава IV
Борьба за Элладу (87–85 гг. до н. э.)
Нам не страшен Рим!
Сделав свою ставку в Эфесе и крепко обосновавшись в Малой Азии, Митридат на некоторое время отошел от ратных дел и предался разнообразным удовольствиям в обществе молодой жены, предоставив
События «Эфесской вечерни» повторились в гораздо меньшем масштабе, но, судя по всему, и здесь не обошлось без активной поддержки коренного населения. А дальше Архелай, выполняя пожелания царя, поступил очень разумно и, вступив в тесный контакт с представителями Афин, стал вести дело так, чтобы этот древний и славный город выступил на стороне Митридата против Рима. Пропагандистский эффект от этого был бы необычайно велик, недаром Афины называли «Солнцем Эллады», а потому стратег действовал с размахом, не мелочась, понимая всю ответственность данного момента. Сделав Делос разменной монетой, Архелай его со всеми укрепленными пунктами передал афинским представителям, исходя из того, что раньше этот остров принадлежал Афинам. И в итоге своего достиг — Афины заключили союз с царем, а военачальник Митридата, воспользовавшись моментом, вручил афинянам казну острова, и под этим предлогом направил к ним 2000 воинов, якобы для охраны денег. Во главе предприятия встал Аристион, родом афинянин, философ-эпикуреец, доверенное лицо Митридата, который должен был по прибытии в город поднять его на борьбу с римлянами. И здесь мы можем наблюдать один очень интересный момент, в сочинении Афинея «Пир мудрецов» целая глава посвящена Аристиону, правда, там он выведен под именем Афиниона. Сказать, что автор не испытывает симпатии к своему герою, значит ничего не сказать, он у него персонаж сугубо отрицательный, ведущий афинян по гибельному пути. Но если внимательно вчитаться в отрывок, который будет приведен ниже, то можно увидеть действительно ценнейшую информацию: не Митридат, а афиняне начали первые подготавливать почву для этого союза! « Здесь афиняне избрали его послом к Митридату, шедшему в это время от удачи к удаче.И вот Афинион втерся в доверие к царю, стал одним из его ближайших наперсников и сделал при нем блестящую карьеру. Тогда он принялся рассылать письма , в которых возбуждал афинян пустыми посулами: его-де величайшее влияние на каппадокийского царя позволит им не только избавиться от римских недоимок и даней, чтобы жить в мире и согласии, но и можно будет восстановить демократическое правление и получить от царя великие дары государству и отдельным гражданам. В конце концов афиняне и впрямь польстились на это и поверили в крушение римского владычества».В изложении Афинея ход событий выглядит довольно странно: сначала граждане Афин посылают Аристиона зачем-то послом к Митридату, а уже оттуда он их убеждает с помощью писем восстать против римлян. Но странности так и останутся странностями, если не посмотреть на вещи реально, а реальность заключалась в том, что афиняне посылали Аристиона узнать, могут ли они в случае восстания против Рима рассчитывать на вооруженную помощь Евпатора и обговорить с ним условия союза. И когда вопрос был решен положительно, Аристион и стал писать письма на родину, докладывая о ходе переговоров и достигнутых соглашениях.
О дальнейших событиях рассказывает Плутарх, он пишет, что«воспользовавшись всем этим, Аристион стал тираном у себя на родине и из афинян одних убил немедленно, как сторонников римлян, других же отослал к Митридату; так поступил человек, прошедший эпикурейскую философскую школу ». И здесь мы снова сталкиваемся с предвзятым отношением к посланцу Афин. Дело в том, что в своих «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарх с большой симпатией рассказывает о тех героях Эллады, которые жили и сражались до римского завоевания. Но как только речь заходит о тех, кто бросил Риму вызов и вступил с ним в борьбу, то тон повествования резко меняется: человек, который выступает с оружием в руках против сыновей волчицы, не может быть хорошим и правильным. И неважно, эллин он или македонец, господство Рима он должен принимать как должное, иначе ему будет отказано во всех положительных человеческих качествах. То же самое произошло и с Аристионом, его образ великий греческий писатель нарисовал самыми темными красками, но если отбросить весь проримский бред и морализаторские составляющие, то мы увидим, что этот человек действительно любил свою страну, хотел видеть ее свободной и независимой. Подчинение Митридату по сравнению с римским господством казалось многим эллинам счастьем, и Аристион из этого исходил. Поднимая родной город на борьбу с ненавистным врагом, он понимал, что сенат этого так не оставит, что предстоит долгая и упорная борьба, но в данный момент Рим был далеко, а армии Митридата близко. Страх перед заморским хищником покинул афинян, и, чувствуя за собой поддержку победоносного царя, они были полны решимости отстоять свою свободу. И еще один поучительный момент, именно Афины в 200 г. до н. э. настоятельно приглашали римлян в Грецию, вымаливая у них помощь в борьбе с македонским царем Филиппом V. Но такая помощь в итоге вышла боком не только им, но и всей Элладе, и теперь граждане древнего города были полны энтузиазма исправить ошибки своих предков.
Как и рассчитывал Митридат, привлекая Афины в свой лагерь, их пример оказался заразителен, и многие области Эллады стали переходить на его сторону. Стоило Архелаю высадиться в Греции, как на его сторону перешли ахейцы, восстали жители Лаконии и Беотии. Лишь город Феспии, тот самый, чьи воины вместе с царем Леонидом и его спартанцами погибли в Фермопильском проходе, не открыл ворот, и стратег взял его в осаду. На помощь ему Аристион привел отряды из Афин, и союзная армия теперь представляла самую серьезную силу в Элладе. Другой полководец Митридата, Метрофан, действовал в Северной Греции, а также на острове Эвбея, подчиняя города и области, которые не поддержали Митридата. Это был звездный час понтийского царя, римское господство в Греции и Малой Азии сыпалось как карточный домик, восторженный прием, который оказывался войскам Евпатора, превосходил все ожидания. Рим оказался на грани катастрофы, вся его восточная политика рушилась на глазах, и казалось, что нет такой силы, которая сможет остановить страшный натиск понтийских армий. До этого времени Запад шел на Восток, теперь Восток наступал на Запад — наступило время возмездия.