Митридат против Римских легионов. Это наша война!
Шрифт:
Следующая смута возникла в Эфесе. Тот же стратег Зенобий, который приводил к покорности царю Хиос, подошел к городу с намерением проделать ту же операцию, что и на острове. О том, что происходило в самом Эфесе, источники молчат, но явно, что царский полководец появился там не просто так. Конечно, и жители города, после дел стратега на Хиосе имели все основания его опасаться, а потому проявили осторожность и впустили его в город без оружия и с небольшим отрядом сопровождения. В Эфесе Зенобий пообщался с Филопеменом, отцом царицы Монимы, получил от него необходимую информацию и после этого заявил гражданам, что ждет их на агоре на городское собрание, он даже не удосужился придумать что-то новое. Однако граждане Эфеса, судя по всему, знали, чем закончилось подобное собрание на Хиосе, и уговорили стратега перенести его на следующий день. И пока тот предавался различным удовольствиям, собрали отряд, а затем, перебив охрану, бросили Зенобия в тюрьму, где и убили на следующий день. Объявив город на военном положении, жители свезли в него со всей округи запасы продовольствия, согнали окрестный скот, и поголовно вооружившись, заняли городские стены, готовые в любую минуту сесть в осаду. Но самое главное, что их пример оказался заразителен и ряд городов Ионии поступил точно так же, отпав от Митридата и ожидая римлян, что само по себе явилось большой глупостью. Ибо легионы были далеко, а понтийские фаланги рядом, и царь просто не мог допустить, чтобы такое поведение осталось безнаказанным. Кара последовала быстро, а расплата была страшной: «Митридат послал войско против отпавших городов, и с теми, кого он захватил, он поступил со страшной жестокостью» (Аппиан).
Но обстановка продолжала накаляться, и вскоре был раскрыт довольно крупный заговор против царя, в который входили люди из его непосредственного окружения. «В это время составили заговор против Митридата Миннион и Филотим из Смирны, Клисфен и Асклепиодот с Лесбоса; все они были люди, знакомые с царем, а Асклепиодот был даже некогда близким другом. Доносчиком этого заговора оказался сам Асклепиодот , и для того, чтобы не было сомнений, дал возможность из-под какого-то ложа услыхать речи Минниона».И здесь мы видим уже новый аспект проблемы: война идет не только на полях сражений, в бой вступили и бойцы невидимого фронта. Это четко зафиксировал Аппиан, который указал, что « Митридат послал повсюду своих людей,которые по доносам, в которых каждый указывал на своего врага, казнили до 1600 человек».Ну как же нам здесь обойтись без ложных доносов! В изложении античных авторов получается, что раз казнят сторонников Рима, то донос исключительно ложный, а если убивают сторонников Митридата, то донос исключительно правдивый — Аппиану все равно надо отдать должное, он не так подвержен ярому римскому патриотизму, как некоторые другие историки античности. Он же сообщает, что обширный заговор был раскрыт и в Пергаме, городе, который Митридат сделал своей резиденцией, — там было арестовано до 80 человек, а также и в других городах. И никто меня не убедит, что это были не происки римских агентов, которые активно сеяли смуту на занятых царем территориях, стараясь вредить ему всеми правдами и неправдами и использовать для этого все доступные средства. Война шла не на жизнь, а на смерть, и это понимали в Риме, это понимали и в Азии.
Но пока Митридат занимался в Анатолии подавлением выступлений римских сторонников, к нему незаметно подкралась новая напасть: армия консула Флакка, которого сенат послал вместо Суллы управлять Азией и воевать с Митридатом. Когда его армия высадилась на Балканах и шла маршем через Фессалию, то очень много легионеров дезертировало из ее рядов и перешли на сторону Суллы. Это объяснялось прежде всего личными качествами самого консула: «Флакк был неопытен в военном деле… был негодным человеком, жестоким в назначении наказаний и корыстолюбивым»(Аппиан). И если с первым недостатком можно было бороться, приставив к нему компетентного человека, то остальные исправить не представлялось возможным. А компетентным в военном деле человеком был Гай Флавий Фимбрия, «бывший частным лицом и последовавший за ним (консулом) по его дружескому приглашению»(Аппиан). Подобная практика не была для Рима чем-то необычайным, в свое время, когда бездарного Луция Сципиона назначали командующим в войне против Антиоха III, то в качестве военного советника к нему приставили его брата Сципиона Африканского. Номер удался, Антиох был разгромлен, а Луций получил триумф и прозвище Азиатского. И именно Фимбрия удержал остальные легионы Флакка от перехода на сторону Суллы и убедил их следовать в Малую Азию, обещая богатую добычу.
Однако дальше начались странности, трудно сказать, с какими мыслями отправлялся Фимбрия в этот поход, но чем дальше уходили легионы, тем все более амбициозными становились планы Фимбрии. И когда разразился безобразный скандал с консулом, то «частное лицо» явило себя во всей красе. Разругавшись с квестором, Фимбрия вынес спор на суд Флакка, а тот взял да и решил его в пользу недруга своего военного советника, который в знак протеста объявил, что возвращается в Рим. В итоге Флакк отплыл по делам в Халкедон, а своим заместителем оставил легата Ферма, которому вполне доверял. А пока консул решал свои дела, Фимбрия произвел в лагере переворот и сместил Ферма с должности, недаром он еще в Фессалии установил с легионерами хорошие отношения. Возвратившись, Флакк был неприятно удивлен произошедшими переменами, но удивлялся он не долго, потому что дальше ему пришлось спасать собственную жизнь. Сначала он убежал в Халкедон, а затем хотел скрыться от убийц в Никомедии, но Фимбрия отыскал консула, который прятался в колодце и собственноручно убил его, отрубленную голову бросил в море, а тело оставил без погребения. Случай в истории Республики уникальный, убив человека, занимающего высший пост в государстве, командование легионами присвоил частный человек, и легионеры восприняли это как должное. После этого армия, уже под командованием Фимбрии, переправилась в Малую Азию и начала наступление на Пергам, где находился Митридат.
А что же Сулла, как он отреагировал на происходящие события? А никак. Сначала он был занят операциями в Центральной Греции, а потом стал тоже готовиться к вторжению в Азию, одновременно вступив в переговоры с Митридатом о прекращении войны. Зато Фимбрия прекращения боевых действий не желал, он еще только вошел во вкус командования армией и жаждал одинаково как воинской славы, так и добычи. Но проблема заключалась в том, что против авантюриста выступил сын Митридата — Митридат Младший, а в качестве советников при нем были стратеги Диофант, Менандр и Таксил, тот самый, что сражался при Херонее. В ходе начавшихся боев войска царя нанесли римлянам большой урон и сумели их отбросить, но Фимбрия и не думал отступать. Он упорно выжидал, когда его противник допустит ошибку и в итоге дождался, когда обе армии разбили лагеря на противоположных берегах реки, он воспользовался проливным дождем и, ночью перейдя через поток, атаковал спящий лагерь. Понтийцы, от простого солдата до командующего, мирно спали в своих палатках, когда на их стан обрушились легионеры и начали рубить охваченных паникой людей. Никто не вступил в бой, никто не попытался оказать сопротивления, и практически вся понтийская армия осталась лежать на речном берегу, среди поваленных палаток и шатров. Эта была катастрофа, последствия которой исправить было практически невозможно — хоть молодой Митридат и убежал к отцу в Пергам, но после такого поражения множество городов перешло на сторону римлян. Евпатор понял, что в Пергаме он не удержится, а потому велел отходить в приморский городок Питану, куда стягивались понтийские корабли и немногочисленные войска. Это было крушение всех его надежд, царь покидал город, который был главным символом его побед и в течение довольно долгого времени был его главной резиденцией. А армия Фимбрии уже маршировала по направлению к Пергаму и, вступив в него, сразу же выступила на Питану и осадила город. Римский командующий был полон энтузиазма завершить войну прямо здесь и сейчас, а потому велел войскам окружать город земляным валом, но его тревожило отсутствие флота, поскольку Митридат мог уйти морем. И тут Фимбрии показалось, что фортуна ему улыбнулась: объявился, наконец, Лукулл, который «собрал кой-какой флот из Кипра, Финикии, Родоса и Памфилии, опустошил много мест на неприятельском побережье и во время плавания попытал счастья против кораблей Митридата» (Аппиан).
Рейд Лукулла был на редкость удачным, мало того, что он привел корабли, ему также удалось склонить к измене Митридату Кос и Книд, а затем высадить десант на Хиос и очистить его от понтийцев. И потому, как только его корабли встали у Питаны, то к нему явились посланцы от Фимбрии и предложили совместно действовать против Митридата — один с суши, а другой с моря. « Если он, Фимбрия, будет теснить Митридата с суши, а Лукулл запрет его с моря, то честь победы будет принадлежать им двоим, а хваленые победы Суллы у Орхомена и под Херонеей римляне не будут ставить ни во что» (Аппиан). Вот куда в итоге завела жажда славы молодого авантюриста, но, с другой стороны, если
А Лукулл, двигаясь к Херсонесу Фракийскому, где находился Сулла, разбил по пути царскую эскадру, а затем вступил в бой с флотом под командованием стратега Неоптолема. В итоге, прорвавшись все же к проливам, он смог предоставить проконсулу то, от нехватки чего тот страдал всю войну, — флот.
А Фимбрия, вместо того чтобы продолжить боевые действия против царя, занялся тем, что стал грабить и разорять те города, которые находились под покровительством Суллы. И самым отвратительным его деянием стала резня, которую он учинил в Трое, которую римляне считали своей исторической родиной. Даже Суллу можно понять, когда он учинил кровавое побоище в захваченных Афинах: шла война и длительная осада необычайно его озлобила, но то, что сотворил Фимбрия в Трое, не поддается логическому объяснению. Просто тупая и отчаянная месть за свои неудачи, которую он выместил не на своем враге, а на беззащитных горожанах. «Войдя в город, он стал избивать всех подряд и все предал пламени; тех же, которые ходили послами к Сулле, он предал всевозможным мучениям. Он, не щадя ни святынь, ни тех, кто бежал в храм Афины, сжег их вместе с храмом. Он срыл и стены и на следующий день он сам обошел город, следя за тем, чтобы ничего не осталось от города. Илион, испытавший худшее, чем во времена Агамемнона, погиб от рук “родственника”; осталось целым ни одного алтаря, ни одного святилища, ни одной статуи»(Аппиан). Но негодяй и не подозревал, что дни его уже сочтены, что расплата за преступления вот-вот наступит и что легионы, которые когда-то по его наущению предали своего консула, теперь также легко предадут и его. Но особого значения это уже не имело, поскольку война уже близилась к концу, и закончить ее суждено было не Фимбрии.
О чем Сулла и Митридат договорились в Дардане
Именно договорились, а не заключили полноценный мирный договор — встретились, поговорили, обсудили условия, ударили по рукам и разъехались каждый по своим делам, вот как-то примерно так это выглядит. Потому что документа, который бы ратифицировал римский сенат и подписал Митридат, в природе не существовало, а почему, попробуем сейчас разобраться. О том, чтобы заключить с римлянами мир, Митридат задумался после битвы при Орхомене, не сумев справиться с одной их армией в Греции, он понимал, что в данный момент он не справится с двумя в Азии. Его военные ресурсы к этому моменту оказались исчерпанными, однако не надо думать, что продолжать войну он не мог, просто для сбора и обучения новых войск было нужно время, а вот им-то царь и не располагал. К тому же был шанс, что ему удастся сыграть на противоречиях двух римских командующих и выторговать для себя более-менее сносные условия. И он дал добро Архелаю начать зондировать почву для мирных инициатив и наладить контакты с Суллой. Почему Митридат выбрал именно его, а не Фимбрию? Дело, скорее всего, в том, что именно Сулла изначально воевал с его стратегами и именно он нанес понтийской армии решающие поражения. За его спиной была завоеванная Эллада, союзники, Лукулл привел пусть небольшой, но флот, а легионы численно и качественно превосходили легионы конкурента. А за Фимбрией была пустота — его армия находилась в Малой Азии, была оторвана от своих баз и, что самое главное, в его войсках шло брожение, и легионеры были не прочь перебежать под знамена Суллы. Но был во всем этом еще один очень тонкий момент — оставаться дальше на Востоке было для Луция Корнелия смерти подобно, его присутствие настоятельно требовалось в Италии, а для этого было необходимо покончить с войной. С другой стороны, он не мог уйти из Восточного Средиземноморья просто так, понимая, какого страшного и непримиримого врага Рима там оставляет, если Новый Дионис подготовит очередную армию, то что может ему помешать снова перейти в наступление? Поэтому и терзался римский проконсул сомнениями, пребывая в крайне затруднительном положении. Все это Митридат знал, а потому и сделал такой выбор.
И потому Луций Корнелий был очень обрадован, когда ему сообщили, что делосский купец Архелай прибыл с тайным и важным поручением от своего тезки — стратега Архелая. Купец сообщил проконсулу, что полководец по поручению своего царя обладает полномочиями встретиться с римским командующим и обсудить предварительные мирные условия. Встреча произошла близ небольшого беотийского городка Делий, прямо на берегу моря, два полководца впервые встретились не на поле боя. Поскольку Архелай был просителем, то он и стал первым говорить, только речь он повел совсем в ином ключе, чем ожидал Сулла. А предложил он от имени Митридата ни много ни мало, как очистить от легионов Малую Азию, взять у царя деньги, флот и вспомогательные войска, а затем отплыть в Италию и вступить в войну со своими политическими противниками. Что и говорить, перспектива заманчивая! Но Сулла не был бы Суллой, если бы принял подобное предложение, потомственный аристократ, гордившийся своим происхождением, он ни при каких условиях не пошел бы на союз с врагом Республики. Поэтому ответ его был соответствующим: он сам предложил Архелаю перейти на его сторону и изменить Митридату. После подобной пикировки, перешли к действительно насущным проблемам, разговор пошел о прекращении боевых действий и условиях мирного соглашения. Проконсул был краток: «Митридат уходит из Азии и Пафлагонии, отказывается от Вифинии в пользу Никомеда и от Каппадокии в пользу Ариобарзана, выплачивает римлянам две тысячи талантов и передает им семьдесят обитых медью кораблей с соответствующим снаряжением, Сулла же закрепляет за Митридатом все прочие владения и объявляет его союзником римлян»(Плутарх). Условия с точки зрения римской политики были очень мягкие и не соответствовали обычному правилу ослаблять побежденного до последней крайности, как это случилось с Антиохом III Великим после битвы при Магнесии. Там только денежная контрибуция была в 15 000 талантов и полностью подорвала экономику державы. Луций Корнелий прекрасно понимал, что в противном случае Митридат может не согласиться и тогда ход событий будет очень трудно предсказать. Но и царь хотел выйти из войны с наименьшими потерями, не случайно он приказал Архелаю «заключить мир на возможно благоприятных условиях»(Аппиан). Именно эта фраза является ключевой для дальнейшего понимания событий и именно в ней следует искать истоки тех бед, которые потом обрушились на понтийского стратега. Потому что дальше началось самое интересное.
«Архелай тотчас же стал выводить гарнизоны отовсюду, а относительно остальных условий запросил царя», — так рассказывает об этих событиях Аппиан. Из этого следует, что до утверждения предварительных договоренностей Митридатом, его полководец занялся самодеятельностью и под личную ответственность стал сдавать римскому командующему города и крепости. Таким образом, он лишал царя важнейшего козыря на переговорах, поскольку присутствие понтийских гарнизонов на Балканах могло очень затруднить жизнь проконсула. Это было огромной оплошностью стратега и сильно компрометировало его в глазах Митридата, который посчитал, что Архелай взял на себя слишком много и сунулся туда, куда ни под каким видом не должен был лезть — во внешнюю политику, которую царь считал исключительно своей прерогативой. Мало того, стратег продолжал зарабатывать минусы в глазах своего царя, принимая от Суллы дорогие подарки, а также знаки уважения, которые ему демонстративно оказывал Луций Корнелий. Очень интересна информация Плутарха о том, что «Сулла, отпустив из плена захваченных им друзей Митридата, лишь тирана Аристиона, который был врагом Архелая, умертвил ядом».Когда же «Сулла подарил Архелаю десять тысяч плефров земли на Эвбее и объявил его другом и союзником римского народа», то это стало последней каплей, которая переполнила чашу терпения Митридата, — он перестал доверять своему военачальнику, хотя и пользовался пока его услугами. Именно в это время поползли слухи о том, что Архелай — изменник и предался римлянам со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Это внушало подозрения, что Херонейская битва не была честной» (Плутарх).