Миттельшпиль
Шрифт:
Его Апостолическое Величество Император и Король Карл.
Контрассигновал министр-президент граф Штюрк.
(русский перевод — Канцелярии ЕИВ)»
Российская Империя. г. Вильно. Июль 1909 г.
— Рота, стой! Направо! Стоять вольно! — продублировав команды ротного, поручик Матросов оставил свою полуроту на попечение фельдфебеля Михайловского и, обойдя строй сзади, встал, вместе с остальными офицерами, рядом с капитаном Гейдвилло. Уже было известно, что сейчас им зачитают Манифест Его Величества об объявлении войны Австрии, поэтому все мысли поручика были о войне: «Главное не опозориться, не осрамиться со своей ротой, а умереть — все равно — суждено только один раз, и, ведь так красиво умереть за Родину на поле брани! «Нет больше сея любви, как душу свою положить за други своя», ведь именно эта евангельская фраза самого Иисуса Христа была написана на стене в нашей двенадцатой
Прозвучала команда: «Смирно! Под знамя слушай на караул!» Блеск шашек и штыков, полковое знамя, пожалованное в тысяча восемьсот одиннадцатом году, качнулось и застыло перед знаменной ротой. Солдаты в полном походном снаряжении замерли.
Командир полка, полковник Беймельбург, только вчера зачитавший перед офицерами полка приказ о мобилизации, сегодня выглядел бравее чем обычно. Чему явно способствовало принятое вчера на грудь изрядное количество всяких спиртных напитков. Объявив, что сейчас будет зачитан манифест, полковник приказал зачесть его младшему штаб-офицеру полковнику Скварскому.
— Божиею милостию, Мы, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский… Объявляем всем Нашим подданным! — бодро начал Иван Васильевич. — Следуя историческим своим заветам, Россия никогда не вмешивалась в дела других государств, кроме ответов на просьбы о помощи. Все мы помним, как в царствие Его Императорского Величества, Николая Первого именно Россия пришла на помощь Вене, раздираемой на части внутренними противоречиями. Но добрые дела забываются, и ныне власти Австро-Венгерской империи, бездоказательно обвиняют нас во смерти императора и тяжелом ранении наследника используя ренегатов и каторжан, которые лишь по проискам диавола смогли ускользнуть от примерного наказания. Привечая подобных лиц в Вене думали, что они делают зло нам. Но зло это обернулось против них. Не желая признать свою внутреннюю вину, император Карл объявил войну России. Вынужденные в силу создавшихся условий принять необходимые меры предосторожности, мы повелели привести армию и флот на военное положение, но. дорожа кровью и достоянием наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров. Нам предстоит уже оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту русской земли; дружно и самоотверженно встанут все наши подданные. В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение царя с его народом и да отразит Россия, поднявшись, как один человек, дерзкий натиск врага. С глубокою верою в правоту нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий промысел мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска наши Божье благословение…
Едва закончилось чтение, командир полка, решив подбодрить личный состав, выступил с краткой речью о присяге, о любви к царю и Родине. И закончил он ее неожиданно, дав основания для шуток полковых остряков:
— Как наши деды доблестно воевали в Австр… Австралии, громя венгерские войска, взбунтовавшиеся противу монарха своего, так и мы доблестно будем биться против австрийских и венгерских войск, выступивших противу нашего Монарха и нашей Страны. Ура!
Громовое «Ура» заглушило редкие смешки молодых подпоручиков и поручиков, уловивших двусмысленную ошибку в речи страдавшего с похмелья командира.
— Ну что, господа офицеры, — смеясь, пошутил в компании субалтерн-офицеров, собравшихся после ужина, записной остряк полка штабс-капитан Реут, — я нашему Старику верю — побьем мы венгров в Австралии, честное слово.
Ответом на эту шутку был громовой хохот собравшихся, не подозревавших обо всех извилинах и изгибах большой европейской политики…
Германская империя. Берлин, Берлинский городской дворец. Июль 1909 г.
Настольная лампа под зеленым абажуром давала мягкий, рассеянный свет. Он скрадывал размеры большого кабинета и создавал ощущение тепла и уюта. Божией милостью кайзер Вильгельм откинулся на спинку кресла и удовлетворенно хмыкнул. Донесение из Вены было весьма любопытным, чем-то напоминающее новомодные романы про гениальных сыщиков, так называемые детективы. Конечно, кайзер знал, что, несмотря на союзнические отношения, его разведка имеет своих людей и в Дунайской монархии. Причем не только в департаментах, имеющих отношение к правительству, иностранным и военным делам, но и во многих других местах. В том числе, как выяснилось, и в криминальной полиции. Вильгельм погрузился в размышления, время от времени уточняя заинтересовавшие его места и подчеркивая их тонко оточенным карандашом.
Покушение, в результате которого был убит Франц-Иосиф и тяжело ранен Франц-Фердинанд, изначально произвело на Вильгельма гнетущее впечатление. Не то, чтобы германский император считал себя персоной неприкасаемой. И даже не то, что Франц-Иосиф был союзником, а с Францем-Фердинандом у него сложились дружеские отношения. Нет, в случае смерти от старости, болезни или несчастного случая кайзер бы немного посочувствовал покойному и тут же задумался о том, как следует строить отношения с его приемником. Целенаправленный удар против венценосных особ, причем не в России, где бомбисты убили деда и жену императора, а в самом центре Европы показал, что времена изменились. Похоже всякие джентльменские соглашения отбрасывались в сторону. Все скатывалось к варварскому
Вильгельм подумал, что следует усилить свою охрану. Причем не столько в численности, сколько в добавлении людей, способных предугадать действия потенциальных врагов. А еще — умеющих действовать в неожиданных обстоятельствах. Наподобие, например, тех казаков, что были у Ники во время покушения в Порт-Артуре. Подтянув блокнот и слегка прижав его своей сухой рукой, он быстро записал эти мысли, чтобы не забыть за текущими делами.
После покушения венцы активно начали расследование. И быстро откопали, что основными участниками были как раз русские из разгромленной русской жандармерией и полицией боевой группы подпольной партии эсеров. Что касается сербов, то даже Петр Карагеоргиевич, ненавистник австрийцев, готовый даже вступить с ними в войну после объявления о присоединении Боснии и Герцеговины к империи, приказал своим министрам во всем содействовать властям Австро-Венгрии в расследовании убийства. В результате быстро нашлись точные доказательства, что сербы были просто наемниками. «Да, русских возглавлял один из близких сотрудников разоблаченного провокатора Азефа. Да, доблестные венские полицейские нашли неопровержимые доказательства, что все русские принадлежат к организации нигилистов-бомбистов. Только очень уж легко нашли. — Вильгельма не покидало ощущение, что он читает какую-то пьесу, причем не столь уж талантливого автора. И этому автору очень хотелось указать «русский след» террористов. Надо сказать, что ему это удалось. Не взирая на определенные натяжки, фактом было убийство императора русскими бомбистами. Тут кайзер понял, что его смущало во всей этой постановке. — Непонятно, зачем русским устраивать такое покушение? Императору это точно не надо… Очередной заговор против Ники? Втянуть страну в войну и под шумок свергнуть царя? Слабовато верится, но допустим. И тогда получается, что заговорщики ожидали, что в войну на стороне Австрии его армии? Но тогда зачем Карл объявил войну сам, лишив себя такого козыря? Интересно…»
Впрочем, Вильгельм всегда невысоко оценивал умственные способности этого эрцгерцога. Поэтому могло оказаться, что никакой загадки в поступке нового австрийского императора нет — просто глупая выходка недооценившего сложившуюся ситуацию человека. Видимо, в австрийских кругах полагают, что боязнь потери практически единственного союзника заставит его поддержать любые их действия, решил кайзер. И подумал, что, если бы не согласованная позиция армейских и флотских кругов, считающих страну неготовой к такой войне, и не некие тайные, заключенные только на словах, договоренности — его могли бы уговорить на этот самоубийственный для Германии шаг.
Кайзер поднялся, потер руки. Затем размеренным шагом прошелся к двери кабинета и вернулся назад. Присел, сложив ладони и упершись на них подбородком. — «Если тщательно обдумать, то вступление в войну на стороне Австрии приводило к полному разрушению выстраиваемых русско-немецких отношений. Ники не оставалось ничего другого, как прибегнуть к помощи французов и стоящих за их спиной англичан. Франция одним своим подтверждением верности союзным отношениям сразу сковывала большую часть его армии. А флот оказывался вообще в труднейшем положении — в океане ему противостояли бы англичане и французы, на Балтике — русские. И канал еще не реконструирован, поэтому перебрасывать силы между морями не получается. И как следствие — полный разгром и там, и там, ввиду полного превосходства флота союзников против его. Армия же вынуждена будет воевать на два фронта, так как австрийцы в одиночку против всей русской армии не выстоят. И как следствие — нет возможности победить ни на западе, ни на востоке. Тогда тем более непонятно, на что рассчитывают австрийцы сейчас? На японцев? Но они в союзе с англичанами и вряд ли способны на что-то большее, чем удержать на Дальнем Востоке русские Сибирские корпуса. Турки? У них армия вроде бы есть. Но опыт предыдущих войн показывает, что все турецкие силы не более чем смазка для русских штыков. Хотя, в последнюю войну русские победили осман лишь величайшим напряжением сил. Может быть австрийцы на это и рассчитывают. Пока русские будут разбираться с турками, австрийцы могут успеть разбить противостоящие им силы. Русские же, неуверенные в намерениях Германии, не смогут снять ни одного корпуса с северо-западных округов. Очень интересно, очень, — он еще раз поднялся и подошел к стене, на которой висела большая карта мира. — Следовательно, вступать в войну для нас смысла нет. Строгий нейтралитет… и, если мы увидим, что побеждать будет Россия, но поможем австрийцам. И наоборот. Пусть они ослабляют друг друга. Ни у французов, ни у англичан в такой ситуации не будет никаких формальных поводов для вступления в войну. Чтобы при этом у них не появилось ненужных мыслей — мобилизуем армию и флот, развертываем корпуса по плану фон Шлиффена. И ждем…»
Атлантический океан. Немецкое (Северное) море. Июль 1909 г.
Чуден океан при тихой погоде. Чуден и несколько непривычен, ибо обычно Немецкое море встречает своих гостей отнюдь не столь ласково. Впрочем, большинству матросов и офицеров было все равно. Поскольку они были заняты службой, ибо сегодняшний день, как и уже полдюжины предыдущих, Действующая Эскадра кораблей Балтийского флота встретил в море. В положенное время менялись вахты, поднявшиеся наверх офицеры и матросы настраивались на долгую бессонницу и неподвижность, сменившиеся поскорее уходили к камбузу и койкам. Монотонное движение моря вокруг само по себе клонило ко сну, к этому прибавилось отсутствие каких-либо событий, с радостью и некоторым опасением принимаемое всеми.