Мизгирь
Шрифт:
Лера рассмеялась:
– Ксенька?
– Ага.
– Кто же это её имя узнал?
– А чего его узнавать? Ксенька-то лет пять назад потонула в том омуте, кто ж её не знал. Ох, бой-баба была! На ходу коня остановит, это про неё. Ей тридцать с небольшим было, одинокая, незамужняя. Сюда на лето приезжала в бабкин дом, он ей по наследству достался. Ну, и в тот день на берегу они отдыхали, парни-девки, она всё с молодой компанией якшалась, выпили маленько, ей и стукнуло в голову поспорить с местными, что она на тот берег реки переплывёт, да не абы как, а через омут прямиком. Девки с парнями её отговаривать, а она ещё
– Ужас какой, – ахнула Лера.
– Да. Так мало того. Тело её не нашли. Городские водолазы приезжали, ныряли. Бабки наши каравай со свечой по воде пускали, выманивали утопленницу. Нет! Не всплыла она, ни через три дня, ни через девять дён. А когда сороковой день минул, сказали старики – всё. Не ждите больше. Водяной хозяин её к себе утянул. Так с тех пор видят наши порой Ксеньку в том омуте. То ноги на бережку полощет, то из самого центра омута того выглядывает да к себе манит. Руки у неё, говорят, уже чешуёй обросли, как у рыбы.
– С домовым-то мне что делать? – напомнила Лера.
Галя поправила шаль под подбородком, заправив её потуже, переступила с ноги на ногу:
– Надысь как раз Ефремов день был, в этот день домового потчуют. Именины у него. Не успела ты, опять же из-за этого он тоже серчает. Не уважили, вишь, его.
– Какой у неё говор интересный, – подумала про себя Лера, – Вроде бы не старая, средних лет, а разговаривает так непривычно, как бабушки раньше говорили.
– Так ведь мне лет уже не так и мало, и выросла я тут, в деревне, в городе-то сроду не жила, оттого и говор такой, – тут же засмеялась Галя.
Лера выпучила на неё глаза, если в первый раз она ещё списала всё на то, что она сама произнесла свои мысли вслух, то уж сейчас она точно была уверена в том, что слова имели место быть только в её голове.
– Ведьма она что ли? – вновь подумала с испугом Лера, – Знает всякое такое… Мысли читает…
Галя же, с непринуждённым видом, продолжила разговор:
– Веничек я тебе принесу завтра из емшана.
– Откуда? – не поняла Лера.
– Да не откуда, а из чего, – пояснила Галя, – Емшан – это полынь по-нашему.
– И что мне с ним делать нужно будет?
– Как смеркаться завтра начнёт, подметёшь этим веничком весь дом, выметешь из жилища всё плохое, что скопилось. Начинай с дальних комнат, от окон к двери мети, а затем ко входу. Выйди, крылечко вымети, а после переверни веничек, да оставь там, в уголке, пущай стоит, зло от дома отпугивает. А после иди туда, где ты его видела.
– К отверстию, что в подпол ведёт? – сморщила лоб Лера.
– Да. И поставь там скарб, прямо на полу.
– Что за скарб?
– Коробочку махонькую возьми, положи туда бусинок да монеток, конфеток разных, лоскутков цветных, ещё чего интересного. А когда ставить будешь, то скажи ему, мол, это тебе, батюшко, не серчай на нас, давай станем в мире жить, и всё такое. А сегодня на ночь на кухне оставь молока в плошке да кусочек хлебца. Это, чтобы вам спокойнее пока было, угощение, так сказать, хозяину. Поняла?
– Ага.
– Ну, вон вроде
– До завтра! – ответила Лера, и помахала рукой приближающейся машине, за рулём которой сидел муж.
– Не стану ему пока ничего говорить, – решила она, – Надо для начала самой это всё переварить.
– Привет, как вы? – Гена вышел из машины и, подойдя к жене, поцеловал её в щёчку, – Гуляете?
– Да, уже домой пора.
– Идём тогда, – Гена подхватил коляску, и они направились в сторону дома.
Глава 6
Утро выдалось туманным, мягким и ватным, деревню окутало некой дымкой, даже звуки не доносились сквозь этот ватный воздух, но тут же пропадали, едва родившись на свет. Сквозь белую пелену, тут и там, плавали зыбкие жёлтые огоньки – окна домишек. Гена уехал на работу, Лера проводила его, помахав рукой в окошко. Ева уснула, сегодня она снова плохо спала ночью, постоянно плакала и вскрикивала, будто пугаясь чего-то.
– Колики, наверное, – думала сонная Лера, качая малышку ночью, – Хотя я читала, что они только в три месяца появляются, да кто их разберёт.
Медосмотр, пройденный с дочкой в месяц, показал, что девочка развивается отлично и со здоровьем у неё всё в порядке, значит волноваться не о чем. Обычные детские слёзки.
Вчера вечером, когда Гена уже лёг в постель, Лера задержалась на кухне, и по наущению Гали, налила в блюдце молока, отломила кусочек от буханки хлеба, и, оглянувшись, не идёт ли Гена, а то ещё чего доброго сочтёт за ненормальную, встала на табуретку и поставила блюдце наверх шкафа.
Лера потянулась, эх, как спать-то хочется, но нет, некогда, нужно сделать задуманное, а то ночью, когда она баюкала плачущую Евочку, её не покидало ощущение того, что на неё пристально смотрит кто-то невидимый. Лере это всё совершенно не нравилось и пугало её.
– Что за ерунда творится? – думала она.
Теперь она хозяйка этого дома, нравится это домовому или кто там бродит по дому, или нет.
– А что, если позвонить Серафиме Клементьевне с этим вопросом? – озарило Леру, но она тут же отвергла эту мысль, – Нет, звучит как-то глупо. Что я спрошу? Водится ли в вашем доме домовой?
Лера допила свой чай и отправилась в гостиную, где на верхней полке шкафа стояла у неё большая коробка с разной мелочью – кусочками мела, кнопочками, пуговицами, бусинами, лоскутками ткани и прочим. Пошарив на полках, она нашла ещё одну коробочку поменьше, Гена дарил ей давным-давно милое украшение, которое, впрочем, быстро потерялось куда-то, а вот коробочка осталась и по сей день – голубенькая, в серебристых линиях и звёздах, красивая и нежная. Как раз то, что ей сейчас нужно. Лера высыпала содержимое большой коробки на стол и принялась выбирать то, что по её мнению могло бы понравиться домовому и угодить ему. Она перебирала пуговички, ощупывая их кончиками пальцев, выбирая не только по цвету, но и по фактуре; рассматривала лоскутки ткани, оставшиеся от шитья (раньше Лера любила шить, но с рождением Евы, времени на это не осталось), она взяла несколько лоскутов – тёплую твидовую материю, серо-бордовой окраски, тёмно-зелёный ситец с кленовыми листочками цвета охры, красный бархат, тёмно-синий глубокий цвет ночного неба на вельветовом лоскутке… Так, теперь бусины…