Младенцы Медника
Шрифт:
– И, наконец, наш сегодняшний гранатометчик, - кивнул Калган.
– Судя по его цветущему виду, особыми заболеваниями он не страдал, разве что алкоголизм его в иные дни донимал. Но его плечо тоже отмечено печатью Братства. Вывод: ко всей этой истории имеет непосредственное отношение Второй Пророк Земного Братства Николай Гонтарь.
– Убедительно, - сказал Нечаев.
– И куда нас приведет эта версия?
– Откуда я знаю?
– сердито сказал столичный опер.
– Пока выходит одно: Пророк Земного Братства был заинтересован в опыте доктора биологических наук Медника, а потом вдруг решил убить всех детей, которые родились в результате усилий доктора у практически бесплодных женщин.
– Клоны?
– безнадежно поинтересовался Примус, грустно глядя на начальство.
– А у тебя
– повернулся к нему Калгин.
– Начальники, - сказал Примус.
– Я соглашусь, я податливый - предположим, все эти женщины и в самом деле выносили клонов господина Гонтаря. Тогда объясните, зачем ему это нужно и почему он решил от них избавиться? И еще… Кто-нибудь объяснит, что происходит с теми, кто хочет убить этих прелестных детишек?
Калгин мрачно молчал.
Нечаев, барабаня пальцами по столу, смотрел на него.
Телефонный звонок, резко прозвучавший в кабинете, они восприняли с каким-то странным облегчением, словно он освобождал всех троих от дальнейших размышлений.
Нечаев долго слушал невидимого собеседника, потом положил трубку на рычаги.
– Хотите еще одну проблему?
– уныло спросил он.
– Сегодня в двенадцать часов гражданка Бекталова Анна Гавриловна из того самого списка посетила ЗАГС Центрального района, где заключила брак с гражданином США Майклом Уэстом. После чего они с мужем в агентстве компании «Волгоаэро» заказали билеты до Москвы на сегодняшнюю пятницу.
Некоторое время все трое молчали.
– Может, нам как-то слить это дело в ФСБ?
– не глядя на товарищей, сказал Калгин.
– Там тоже дураков нет, - тихонько возразил Примус.
– Ну, нет там Скалли и Малдеров, помешанных на инопланетянах и всемирных заговорах. И вообще, кому нужна истина, которая где-то рядом?
Андрей Георгиевич Гнатюк на ученого совершенно не походил.
Скорее его можно было принять за «торпеду» - рядового члена организованной преступной группировки: широкие плечи, бычья шея и хорошо развитая мускулатура, которая заметно бугрилась под футболкой. Для пущего сходства не хватало лишь золотой цепочки на шее, да и то сказать, многие бандиты давно уже отказались от ношения цепочек, глядя на то, как эти цепочки становились причиной смерти более неудачливых собратьев.
И лицо у Андрея Георгиевича не соответствовало облику ученого, сложившемуся в воображении Примуса. Вот только цепкие внимательные глаза, смотревшие с грустной иронией на происходящее, не слишком гармонировали с общим обликом.
– Даже не представляю, чем могу быть вам полезен, - сказал Гнатюк, удобно устраиваясь на скрипучем стуле.
– Как же, как же, Андрей Георгиевич, - в тон ему сказал Примус.
– Вы ведь с Ильей Николаевичем Медником работали.
– Работал, - подтвердил Гнатюк.
– Но это не значит, что я располагаю какими-то сведениями, которые помогут вам в раскрытии убийства. В домашние дела Илья Николаевич меня не посвящал, а то, чем мы с ним занимались в институте, вряд ли вам поможет в расследовании.
– И все-таки, - улыбнулся Примус.
Гнатюк посидел немного, внимательно разглядывая оперуполномоченного.
– Извольте, - неожиданно легко согласился он.
– Мы занимались исследованиями ДНК. Интересно и заманчиво узнать, каким образом в ДНК записана наследственная информация, каким образом запускается механизм формообразования, почему ДНК, скажем, стрекозы формирует именно стрекозу, а не что-то иное. Мы установили, что колебания графики отображают звуковые, или акустические, процессы, происходящие в молекулах ДНК. Молекулы подавали голос! Я не знаю, поймете ли вы, но акустические колебания ДНК обладают частотой до ста герц, что сравнимо с частотой человеческого голоса. Чуть позже мы попытались узнать, что происходит с физическими полями клеточных ядер во время их разрушения. Для этого мы нагревали ДНК до сорока трех градусов по Цельсию. И что же? На осциллографе появились высокие всплески кривых, словно это были сигналы «SOS». Молекулам ДНК было больно, и они «жаловались» на свою «боль». Но самое страшное началось при дальнейшем повышении температуры. Плавились
А дальше у нас с Ильей Николаевичем начались разногласия. Меня интересовала возможность расшифровки кодов, а Илью Николаевича больше интересовало практическое применение найденных эффектов. Но было еще руководство института. Оно предложило третье направление: разработку волновых методов лечения вирусных заболеваний и отработку методов диагностики заболеваний путем анализа радиоизлучений исследуемых генетических структур. Разные спектральные составы должны рассказывать о болезнях, которые живут в теле пациента и со временем могут проявиться. Еще одно направление, которое наметил институт: диагностика заболеваний помощью снятия спектра электромагнитных излучений с человеческого голоса. Записываем голос человека, отцифровываем эту запись, а потом обрабатываем по нашему фоновому принципу и выделяем определенные частоты, которые характерны, скажем, для предгриппа или предрака. В голосе все это есть, надо только провести дифференцирование… Боюсь, вам это неинтересно. Вот и Илье Николаевичу это стало неинтересно, он вспылил, разругался с руководством, хлопнул дверью…
– А вы?
– осторожно поинтересовался Примус.
– А я не Александр Матросов, - сказал Гнатюк.
– Не мое это дело - на амбразуры кидаться. Мне семью кормить надо. Я принял институтскую программу исследования.
Нечаев стоял у окна и в разговор не вступал. Он даже не оборачивался, составив определенное мнение о Гнатюке.
– И с покойным Медником после ухода из института вы не встречались и какие-либо совместные работы уже не вели?
– спросил оперуполномоченный.
– Нет, - твердо сказал Гнатюк.
– Я же говорю - обижен он на меня был.
Гнатюк врал, но поправлять его Нечаеву не хотелось. Возможно, он подспудно боялся услышать что-то очень неприятное, окончательно запутывающее происходящее. Он чувствовал, что своим расследованием все они вторгаются в странную и запретную область, в которой вопросов возникает больше, чем существует ответов на них. Но Примус думал иначе. В противном случае он не задал бы следующий вопрос:
– Когда вы с Постниковым виделись в последний раз? Лицо Гнатюка побагровело, но он промолчал.
– И некоторые исследования вы для Медника вели, - безжалостно добил его Примус.
– Ну? Что мне вам все рассказывать? Святой… - и оперуполномоченный выжидающе замолчал.
Нечаев искоса взглянул на Гнатюка и поразился: вместо цветущего и уверенного в себе мачо на стуле сидел до смерти перепуганный интеллигент.
– Нет, - сипло сказал Гнатюк.
– Не может быть. Этого вы никак не можете знать!
Глава шестая
Испуганного и сбитого с толку человека легко разговорить.
Некоторое время Нечаев и Примус с трудом вытягивали из Гнатюка детали, но после того, как тот сказал главное, речь его полилась свободно и плавно. Единственным признаком волнения был пот на лбу, который Гнатюк то и дело вытирал клетчатым носовым платком.