Млечный путь
Шрифт:
Годы супружеской жизни были для меня годами непрерывного напряжения. Наверно, уже тогда во мне бродила смутная идея о праве на убийство. В то же время не могу не признать, жена поддерживала меня в трудные минуты. Я любил ее, но жизнь с ней была сущим кошмаром: без скандала мы не могли прожить и дня. Кроме того, она сковывала мою свободу. Что греха таить, я хотел от нее освободиться. Но, когда ее не стало, когда я убил ее, почувствовал ли я себя свободным?
— О чем ты думаешь? — спросила Тамара Владимировна. Я привлек Тамару Владимировну к себе.
Она повторила:
— О чем ты думаешь?
— О свободе.
Может, жениться
— Ты хочешь выйти за меня замуж? — спросил я. — Скажешь «да», и я завтра же куплю тебе новую шубу. Одного не могу понять, зачем я тебе нужен в качестве мужа? Вокруг тебя вьются несметные полчища куда более выгодных женихов, всяких там артистов, режиссеров, драматургов…
Ответить она не успела: затренькал мобильник.
— Я загляну к тебе завтра, есть разговор, — услышал я голос Фокина. — Не возражаешь?
Я не ответил и отключил мобильник.
— К черту артистов и драматургов! — услышал я замирающий от счастья голосок Тамары Владимировны. — Я за тебя замуж хочу!
— Звонил Фокин, — сказал я.
— Что еще нужно этому омерзительному совратителю честных девушек?
— От своего имени и от имени Риты, — приподнято произнес я, — он предлагает нам вступить с ними в фиктивный шведский брак.
— Ты согласился?!
Вместо ответа я, бросив прощальный взгляд на мобильник, приподнялся, размахнулся и, как заправский гранатометчик, закинул его чуть ли не на середину реки. Раздался далекий всплеск, который похоронил массу нужных и ненужных номеров телефонов, записей, сообщений, сведений, фотодокументов. Надо было рвать с прошлым. Хотя бы таким тривиальным способом.
Вообще-то с мобильником надо было расстаться давно. Ведь именно им я фотографировал «Бонифация» Франсиско Сурбарана.
Глава 18
…Кабинет Пищика наконец-то привели в божеский вид. Я велел Христине снести чайные коробки, коробочки и банки в подсобку, где у нас стояли электроплитки и хранились кухонные принадлежности для тех сотрудников, которые по старой привычке трапезничали в стенах редакции. Христина поняла мое распоряжение по-своему: все чаи ссыпала в одну самую большую коробку. А все остальное выбросила в мусорное ведро.
Улику, то есть содержимое сандаловой коробки, состоящее из «Серебряных игл гор Цзюнь-шань» и галлюциногенного «Колпака свободы», я велел ей вытряхнуть в клозет, а коробку вернуть на прежнее место и поставить рядом с моделью печатного станка.
Мои взаимоотношения с коллегами, с тех пор как я стал начальником, не изменились. Никакой повышенной почтительности. И — слава богу: в отличие от Пищика, я ненавижу чинопочитание и лизоблюдов.
Сегодня я решил целый день посвятить изучению личных дел своих подчиненных. Должен же я знать подноготную
От Баку до деревни Зимовки. Обширная география великой страны.
«Бутыльская, Эра Викторовна, — смотрю дальше, — украинка, родилась в Одессе, девичья фамилия Бублик, окончила МГУ. Переводчик иностранной литературы, редактор издательства. Муж: Степан Егорович Бутыльский, генерал-лейтенант бронетанковых войск. Участник ВОВ. Умер в 1988 году. Похоронен на Троекуровском кладбище».
«Девичья фамилия Бублик», — повторяю я машинально. Бублик, Бублик, Бублик… Что-то знакомое. Где-то мне попадался этот Бублик. И тут в памяти всплыла страшная голова с дырой вместо уха… Мать честная! Неужели?.. У меня, как говорится, в зобу дыханье сперло. Однофамилица? Родственница? Нет, это не совпадение! Сразу высвечивалась связь: Бутыльская, Бублик. И — Корытников! А я так ни разу не удосужился поинтересоваться, как это он оказался в числе близких приятелей Эры Викторовны! А поинтересоваться бы стоило.
Раздается громкий стук в дверь. И вот Эра Викторовна уже сидит напротив меня, щурит хитрые свои глазки и курит свою беломорину. Я успеваю прикрыть «дело» вчерашней газетой.
— Как ты себя чувствуешь в новом кресле? Задница не потеет? — спрашивает она с обычной своей ехидцей. А глазами так и рыскает.
— Чего ей потеть-то, я же подушечку подкладываю.
— Весьма разумно, — Бутыльская одобрительно наклонила голову.
В этот момент дверь без стука открывается. В проеме двери появляется физиономия Фокина.
— Действие третье, картина шестая, — объявляет он, поглядывая то на Бутыльскую, то на меня. — Те же. Дружелюбно виляя хвостиком, в кабинет входит полицейский комиссар Рекс, вид у него озадаченный.
Бутыльская покачала головой и поднялась.
Когда дверь за Эрой Викторовной закрылась, Фокин уселся на ее место. Он устремляет на меня взгляд, полный такой благожелательности, что у меня начинает рябить в глазах. Потом Лева принимается долго и нудно рассказывать, что ему всегда страшно везло, но с тех пор, как он встретил Риту, все у него пошло прахом. Не может раскрыть ни одного преступления.
— Начальство мной недовольно.
Слушать Леву невыносимо скучно. Тем более что он повторяется. На миг я закрываю глаза, вижу чрезвычайно соблазнительную картину — распахнутое окно, подоконник, распяленный в крике рот, трепещущие в полете усы-стрелки… Я уже жалею, что избавился от «Колпака свободы». Может, опять смотаться в Грибунино?..
— Ритка метафизическим образом влияет на мою духовную первооснову, на мою божественную субстанцию, на мою генетическую природу, Ритка все это изничтожает к чертовой матери, — сокрушенно восклицает он и почему-то делает рукой круговое движение.