Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал
Шрифт:
Я слышал, как Мириам спросила Фанни, чистя в ванной зубы:
— У него ешть дети?
Думаю, моя младшая сестра в этот момент сидела на крышке унитаза.
— Нет.
— Так лушше, потому што… (тут Мириам сплюнула)… дети — это слишком хлопотно, понимаешь. Во всяком случае, я не смогла бы.
Фанни ничего не ответила, но я уверен — в этот момент она покусывала кончики своих волос, разглядывая коврик на полу или пальцы ног.
— Можно подумать, ты их специально выискиваешь…
— …
— Ты уже достала нас
— …
— И учти, я нарисовала тебе сейчас твое гипотетическое будущее… но это на тот случай, если у вас все получится, а кто нам гарантирует, что так и будет?… Ведь та, другая, свой кусок добровольно не отдаст, не расстанется с марокканским загаром — ей же надо, чтобы жену дантиста из «Ротари» перекашивало от зависти.
Фанни, должно быть, улыбается — это слышно по ее голосу. Она бормочет в ответ:
— Наверное, ты права…
— Конечно, я права!
Шесть месяцев преступной несчастной любви. (Возможно.)
— Пойдем со мной в Галерею Делоне в субботу вечером — я знакома с устроителем вернисажа, там будет весело. И потом, я уверена — там будет Марк… Мне просто необходимо вас познакомить! Вот увидишь, он классный мужик! А какая у него задница!
— Фффу, какой вздор… А что за выставка?
— Не помню. Передай, пжста, полотенце!
Мириам часто вносила разнообразие в нашу повседневную жизнь, покупая хорошее вино и всякие вкусности у Фошона. А еще она придумала себе новое занятие: перелопатив и «переварив» кучу книг и журналов о принцессе Диане (невозможно было пройти по гостиной, не наступив на усопшую!), она мастерски научилась ее изображать. По уик-эндам она устраивалась с этюдником на мосту Альма и рисовала безутешных поклонниц Дианы со всех концов света рядом с их кумиром.
За умопомрачительную сумму денег («глупость всегда дорогого стоит») какая-нибудь японская туристка могла попросить мою сестру изобразить ее рядом с улыбающейся леди Ди (на школьном празднике принца Гарри), с плачущей леди Ди (навещающей больных спидом в Белфасте), с сочувствующей леди Ди (в палате умирающих от спида в Ливерпуле) и даже рука об руку с нахмурившейся леди Ди (на праздновании пятидесятилетия открытия Второго фронта).
Что ж, снимаю шляпу и иду открывать вино.
Да, все у нас было хорошо. Мы с Фанни не сказать чтобы стали больше разговаривать, но смеялись чаще. Мириам не утихомиривалась, но она много рисовала. Для моих сестер я был идеальным мужчиной, но не таким, за какого они хотели бы выйти замуж.
Я не переживал по этому поводу — только пожимал плечами, следя за пирогом в духовке!
Итак, возмутителем нашего спокойствия стал комплект женского шелкового белья.
Прощайте, посиделки на диванчике в гостиной, когда я, умиленно вздыхая, молча смотрел на своих сестер. Не будет больше коктейлей, приготовленных Фанни по ее фирменному рецепту «Врачи на дежурстве», от которых кишки завязываются бантиком, а в памяти всплывают почему-то самые грязные анекдоты. Покончено с перебранками:
— Да вспомни же, черт бы тебя побрал! Это важно! Лилиан или Тристан???
— Откуда я знаю! У твоего парня проблемы с дикцией.
— Быть того не может! Ты что, нарочно, да? Напрягись и вспомни, давай!
— «Могу я поговорить с Мириам? Это Лтфргазян». Устраивает?
И Мириам, хлопнув дверью, отправляется на кухню.
— Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты пощадила холодильник…
ХРЯСЬ.
— …и дала бы этому своему… адрес хорошего логопеда…
— Ах ты, чертяберигад!
— И сама сходи туда же, не помешает. ХРЯСЬ.
Не будет больше примирений за столом под моего знаменитого фирменного цыпленка («ну что?., неужели здесь, с нами, тебе не лучше, чем с твоим Лтфргазяном?»).
Прощайте, недели, раскрашенные разными цветами, походы на рынок в субботу по утрам, валяющиеся в туалете номера «Gala», открытые на странице с гороскопом, художники всех мастей, объясняющие нам, в чем прелесть тряпок Болтански, бессонные ночи, ксерокопии лекций Фанни, нервотрепка экзаменационных сессий, склоки с соседкой снизу, песни Джеффа Бакли, воскресное чтение комиксов на ковре, поедание конфет перед экраном телевизора и доводящий меня до исступления вечно не закрытый тюбик зубной пасты.
Прощай, моя молодость.
Мы устроили праздничный ужин, чтобы отметить окончание сессии Фанни. Для нее забрезжил наконец свет в конце тоннеля…
— Господи! Больше десяти лет… — повторяла она с улыбкой.
За низким столом сидели ее интерн (этот трус — напоминаю: будущий гольфист и любитель Марокко -конечно, снял обручальное кольцо!), подружки Фанни по больнице, в том числе знаменитая Лора, — насчет нас с ней мои сестры вынашивали множество далеко идущих планов — на том основании, что она однажды якобы говорила обо мне с придыханием в голосе (да уж, никогда не забуду свидание-сюрприз, которое они мне устроили на Лорин день рождения, когда я оказался один на один с этой фурией и весь вечер, уворачиваясь от жадных ручонок, искал в козлиной шкуре, служившей ей ковром, ее контактные линзы…).
Был приглашен и Марк (я хоть узнал, что такое «классная задница»… кстати, ничего особенного…).
Пришли также какие-то приятели Мириам, которых я раньше в глаза не видел.
Глядя на них, я задавался вопросом, где моя сестричка их только откапывает: странных мужиков, покрытых татуировками с головы до ног, и девиц на немыслимых каблуках, которые хохочут по любому поводу, тряся тем, что заменяет им прически.
Сестры сказали мне:
— Приведи коллег, если хочешь… Ты никогда никого нам не показываешь…