Мне нравится твоя ложь
Шрифт:
Глупо думать, что я в состоянии помочь ей, если я не могу помочь даже сама себе.
Я обхожу мужчину, валяющегося на лестнице, который выглядит растерянным и потерявшим надежду. Едва замечаю человека, который держит для меня дверь открытой. На самом деле, когда я свернула на тротуар у подъезда Кенди, я почувствовала покалывание в затылке. То же самое я почувствовала, когда он в первый раз появился в стрип-клубе.
Я застываю. Каждый мускул в моем теле замирает.
– Я не причиню тебе вреда, - слышится мужской шепот позади меня.
Сердце колотится. Ладони сжимают ручки сумки.
– Хани, - мягко говорит он. Хоть это и не настоящее имя, но в этот раз я не слышу насмешки в его голосе. Он звучит встревоженно.
О, Боже, это он. Я надеялась, что ошибалась. Он может говорить, что не причинит мне боль, но ни один человек не придет без приглашения к стриптизерше с благими намерениями. Отворачиваясь, чтобы не смотреть ему в глаза, я говорю в пустой тротуар.
– Что ты здесь делаешь?
– Я последовал за тобой, - он делает паузу.
– Здесь небезопасно.
Холодок бежит по моей коже. Как я его пропустила? Или что еще я упустила? За время побега я приобрела определенные навыки, но все же я не шпион. Я - наследница. Принцесса. По крайней мере, меня учили ей быть. Я могу устроить званый обед для самых богатых, смертоносных людей страны, но не могу засечь слежку. Не знаю, как бороться в одиночку.
– Чего ты хочешь от меня?
– с трудом сглатываю я.
Минет? Трахнуться? Это единственные вещи, которые я могу дать.
Его дыхание ласкает мой висок, нежно шевеля волосы.
– Я просто хочу поговорить.
Это вызывает у меня усмешку. Он может преследовать меня, и я могу трахнуть его, но, по крайней мере, мы можем быть честными.
– Тогда почему ты вторгся в мое личное пространство?
Вежливость - это банкнота в десять долларов, брошенная на сцену. Но за нее стоя и придерживая дверь открытой, пародируя манеры джентльмена, он может убраться из моего личного пространства. Он может перестать заставлять мое сердце биться слишком быстро, и мою кожу становиться липкой и горячей.
После паузы он делает шаг назад. Не далеко, но достаточно для того, чтобы я снова смогла дышать. Я поворачиваюсь к нему лицом и снова сталкиваюсь с этим чувством дежавю узнавания. Разве я не встречала его раньше? Я бы вспомнила это лицо, его твердость, черт, намек на уязвимость в его темных глазах, но у меня есть странное ощущение, как будто я ему доверяю, хотя он чужой.
Очевидно, что я не могу доверять этому чувству.
Я считаю, что побег от него бесполезен. Для меня он слишком быстр. И я не хочу увидеть, что произойдет, когда он разозлится. И к тому же я рискую тем, что приведу его к мотелю, к Кларе.
Не то, чтобы я могла натравить на него копов, по крайней мере, не без ответов на кучу других неудобных вопросов. Вместо того я позволяю ему взять сумку, когда он двигается, чтоб забрать ее у меня. Без разрешения, конечно. Он закидывает ее себе на плечо
– Я не собираюсь причинять тебе боль.
Его взгляд остается на мне, когда мы стоим перед домом Кенди с паршивыми квартирками. Это здание, эта земля видели насилие и прежде. Я чувствую эти вибрации через бетон. Это произойдет снова, но, надеюсь, не сегодня.
Я сжимаю руки; ненавистно чувствовать себя беспомощной.
– Тогда пойдем. На людях.
Когда он не отвечает, я направляюсь обратно в клуб. Он шагает рядом со мной.
Многолюдность - это слишком щедрый комплимент для этой улицы. Никто не прибежит на помощь, если я закричу. Но это лучше, чем разрешить ему провожать меня до дома. Намного лучше.
– Расслабься, - говорит он, сухо и почти печально.
– Если бы я хотел трахнуть тебя, я бы сделал это в клубе.
И если бы он хотел меня убить, он мог бы это сделать сто раз. Он следил за мной. Я все еще жива. Но я не могу расслабиться. Пока мне интересно, следил ли он за мной в другие дни и что он видел. Кого он видел.
– Многие парни хотели бы получить на халяву.
Он следовал за мной до дома? Я должна предположить, что нет. Должна верить, что она в безопасности, иначе нет смысла.
– Я всегда буду платить, - говорит он, немного дразнясь, и я знаю это.
– Клянусь.
Сейчас это больше, чем деньги. Это дистанция. Он провел линию на песке. Как бы говоря, что ему нужна эта линия, как и мне тоже.
– И чаевые, - говорю я, потому что тоже умею дразнить.
Его улыбка всегда как утренний рассвет, медленная и теплая, провожает холод ночи.
– Не просто чаевые, правда.
О, Боже мой. Я закатываю глаза, но тоже улыбаюсь.
– Так о чем ты хотел поговорить?
– Много о чем, - говорит он, поймав мою руку.
– О том кого ты боишься.
Я вздрагиваю. Я боюсь Байрона. Боюсь своего отца. Боюсь всех.
– Что заставляет тебя думать, что я кого-то боюсь?
– Я вижу, когда девушка в беде. И это ты.
– Так ты здесь, чтобы спасти положение?
Скорее всего, он погубит себя. Да, человек он упертый, но у моего отца в команде чертова армия. Кип должен найти другую девушку для преследований и беспокойств. Другую для использования. Другую для защиты.
– Я не могу быть такой, как ты хочешь.
– В действительности ты не знаешь, чего я хочу, дорогая. Ты бы гораздо больше испугалась, если бы узнала.
***
Шесть месяцев назад
Я по-прежнему нагнута над столом лицом вниз, когда слышу, как открывается дверь. Я напрягаюсь. А если это гость? Но потом я слышу шаги своего отца, один шаг легкий, один тяжелый, скрип трости.
О, Боже. Я молюсь, чтобы он ушел.