Мне нравится твоя ложь
Шрифт:
— Что случилось с Кенди? — требует он.
Я моргаю, застигнутая врасплох. Иногда мне кажется, что он заботится о девушках. Хотя, может, просто всего лишь злится, что товар поврежден. Он впивается пальцами мне в руку.
— Я не знаю. Она мне не сказала.
— Она разговаривает с тобой.
— Ну, не об этом.
Он выдыхает воздух и смотрит в сторону. Рука исчезает.
— Лола пропадает в том же месте?
Я даже не знала, что Лола ушла. Мы, точно солдаты, падаем один за другим. Что мы защищаем?
— Я думала, у нее сегодня выходной.
— Только потому, что она позвонила и сказала, что не явится. Не похоже на нее. Она никогда не пропускает субботу. Даже когда Иван… — Он останавливается, резко поджимая губы. Он сказал слишком много, что само по себе достаточно странно. Но я могу почувствовать его расстройство, что еще более необычно.
Его тревога напоминает воду, которая невероятной силы потоком проходит по ногам, словно подводное течение. Меня закручивает под поверхностью, пытаясь затянуть вниз. В этом клубе есть такой поток. Я не вижу его, но чувствую.
— Лола может о себе позаботиться, — отвечаю я, потому что это правда. Из нас трех Лола самая жесткая. Из тех, кто пленных не берет. Мужчинам лучше поберечься, когда она ползет по полу, а не наоборот.
— Да, ты права, — бурчит он. — Как и вы с Кенди.
Я вздрагиваю.
— Мы делаем нашу работу. Это все, за что ты нам платишь.
Его ухмылка — темна и неприятная.
— А я делаю свою работу, которая состоит в сохранности вас, леди, милыми и доступными.
Слышать его грубые слова почти успокаивающе, словно иметь Блу и презирать его в ответ. Он — ублюдок, но я все равно не знаю, как разобраться с ним.
— Я доступна. Для тех, кто платит. — Я вскидываю брови, чтобы дать ему понять: он в их число не входит. И никогда не войдет.
Так же, как и для других девушек, насколько я знаю.
Его глаза темнеют, когда он окидывает меня взглядом с ног до головы, оценивая. Он распускал руки на каждую девушку в этом клубе только, чтобы прогнать нас или заставить двигаться быстрее. Мы все для него — куклы, а он тянет за ниточки. В его глазах плещется похоть и угроза. Но его сердце к этому не склонно.
Так странно осознавать, что в конце концов у него оно есть.
— Послушай, если хочешь, чтобы мы все и оставались милыми, проверь Кенди. Кто-то причинил ей боль.
— Хера с два, — шипит он. — Она выглядит как жертва на фото об избиении. Как мне вообще выводить ее на сцену?
Замечательно.
— Если ты не знаешь, кто с ней тусуется, скажи Ивану. Он разберется с этим для нее.
— Спорю, он так и сделает, — бубнит он тоном, который означает именно то, что сказала Кенди. Ему это понравится. — Может, мне стоит рассказать ему о тебе.
Сердце ударяется о ребра с глухим стуком. Он имеет в виду Кипа?
— Чего ты хочешь?
Его взгляд становится острым.
— Я хочу, чтобы ты делала свою сраную работу.
Мне тяжело говорить.
— Я и делаю.
— И берегла свою задницу.
В груди все сжимается.
— Я всегда этим занимаюсь.
Блу вздыхает, тряся головой.
Он не верит мне. Или, может, просто знает, что это безнадежный случай. Я могу уберечь свою задницу. Могу смотреть, как тигр будет подкрадываться ближе. Могу смотреть, как он прыгнет. И не будет ни единого шанса, что я что-то сделаю, чтобы остановить его.
— Я знаю того парня, — произносит Блу. — Когда побудешь в игре так долго, как я, узнаешь, что за игроки в нее играют.
— И что это за игра?
Следует улыбка.
— Игра на выживание.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В клубе нет окон, но я знаю, что идет дождь. Одежда клиентов намокла, особенно верхняя часть рубашек и пояса брюк. Они спешат внутрь, а затем задерживаются за пустыми стаканами, не желая снова выходить под дождь. Для бизнеса это было бы хорошо, вот только те возбужденные парни, которые могли бы прийти, решили остаться сегодня дома. Сейчас здесь мертво.
Я заканчиваю свой танец и делаю круг, выступая вполсилы. Когда наступает время идти домой, чувствую себя уставшей, мой разум цепенеет. Натягивая куртку, выхожу на улицу.
Там всего лишь моросящий дождь, хотя часы бурной непогоды все-таки оставили свой след. Земля скользкая, так же, как кирпичные стены и металлические фонарные столбы. Лужи тянутся вдоль тротуаров, выглядя почти трогательно. Аккуратно перешагиваю через них. Ноги и так болят. Последнее, что мне нужно — это туфли, полные ледяной воды.
Я так сосредоточена на этом, что почти ничего не вижу.
От стены отделяется тень.
Я успеваю лишь ахнуть и прижать сумку к груди как щит. Затем появляется рука, хватающая меня за предплечье и тянущая в переулок.
Мой крик приглушен чужой ладонью.
Я прижата спиной к холодному кирпичу твердым телом передо мной, стою неподвижно, загнанная в ловушку. В переулке темно, хоть глаз выколи, и слышны лишь наши смешанные рваные вдохи, которые общаются за нас, пока мы не говорим ни слова.
Его голова опускается. Я не вижу ни силуэта, ни лица. Но чувствую, как он приближается.
Теплые губы прижимаются к моему виску. Это ощущается почти целомудренно, за исключением того, что он удерживает меня у стены, прижимаясь ко мне тазом, широким и жестким против моего бедра.