Мне спустит шлюпку капитан

Будакиду Валида Анастасовна

«Нет. Всё-таки попадёт. И попадёт сильно… – она снова замедлила шаг, – плюс влетит за то, что опоздала после уроков! Завтра вторник, и папа, конечно, придёт в школу… И… и будет говорить с Лилией Шалвовной и Малиной… и другими учителями… ещё по истории я тогда забыла тетрадь и не знала про эту Первую революцию…

Вот произошло бы что-нибудь волшебное, как в сказке или в кино! Там всегда в последний момент кто-то приходит на помощь, и всё меняется! Как любит повторять мама во время разборов художественных произведений:

…почему Руслан преодолел все трудности и женился на Людмиле?

И надо вместе с мамой в два голоса на распев отвечать:

Потому, что добро-о-о всегда побеждает зло-о-о!..

В кино тоже все добрые, красивые и в конце обязательно женятся. Простой пример: в фильмах про войну сразу видно, что

немцы отвратительные, тупые и злые, именно поэтому наши их и победили. И опять – добро победило зло – страшилищ со свастиками на мотоциклах и в чёрных касках!

Аделаида очень любит ходить в кино или смотреть его дома. Целых полтора часа можно молча не сводить глаз с экрана. Правда, мама часто в самый интересный момент начинает что-то спрашивать, как будто ей уже надоело, что никто на неё уже пятнадцать минут не обращает внимания. Начинает спрашивать, погладила ли она свой пионерский галстук на завтра, как будто об этом нельзя спросить позже! Если Аделаида, сразу не расслышав вопроса, ёрзает по стулу:

– Ну, мама! Ну, подожди! Самое интересное показывают!

Мама очень сердится:

– Не «нукай»! Я тебе не лошадь! Забыла спросить: когда мне можно говорить, а когда молчать! Спрашивают – значит, отвечай! Погладила, говорю?! На меня смотри! Я с тобой разговариваю!

Кинотеатр совсем недалеко от дома. Метрах в двухстах. Обычно они всей семьёй ходят на просмотры, не зная названия фильмов. Когда дают два первых звонка, папа вдруг говорит:

– Пашлы в кино! (Пошли в кино!)

Они с Сёмкой радостно скачут вокруг него. Мама надевает пальто прямо на домашний халат и они, опаздывая к журналу, перебегают дорогу.

С кино вообще проблема. В городе несколько кинотеатров. Но мама ходит только в Дом Культуры напротив дома, потому, что в КТМ – кинотеатре металлургов «звук плохой». До «Ласточки» ехать далеко. На «Химиках» собирается «шваль».

Что такое «шваль», Аделаида не знает, но, наверное, что-то плохое, потому что, когда мама ругается, она так и говорит:

– Что у тебя за друзья?! Шваль настоящая!!!! И ты – шваль! Уличная шваль! – и очень уверенно Аделаиде каждый раз обещает: – И ты пойдёшь по рукам!

Нет никакой разницы – хороший фильм идёт в этих «Химиках» или плохой, мама никогда не будет его смотреть, зная, что на соседнем стуле рядом с ней и ей семьёй в «Химиках» сидит и смотрит тот же самый фильм «шваль»!

Дом Культуры напротив дома не отапливается, и в начале сеанса очень холодно. Мама не разрешает сидеть в пальто:

– Сними! А то когда выйдешь из помещения – замёрзнешь! Сними пальто сейчас же!

Аделаида молча снимает пальто и мёрзнет весь сеанс. После фильма, когда она старается натянуть на себя ледяное пальто закоченевшими руками, оно её уже совсем не греет. Холодно! И холодно как-то не снаружи, а внутри, как будто все кишки слиплись и стали похожи на мясо из морозилки.

– А ты побеги вон до того дерева, – говорит мама, – туда и обратно, и сразу согреешься!

Аделаида бежит на непослушных, негнущихся ногах. Они подкашиваются, в них щекотятся мурашки, и всё зря – бег до «того дерева» не согревает… Хочется горячего чаю. Зачем было полтора часа сидеть без пальто, что потом «не замёрзнуть»?! Ведь до дому минут пять ходьбы! Может, лучше замёрзнуть «потом» и на пять минут, чем щёлкать зубами весь фильм, теряя линию сюжета?

Вообще мир устроен очень странно. Или нет: это скорее её мир устроен очень странно! Она же видит – все вокруг живут интересной, насыщенной жизнью, полной радостей и неожиданностей, ходят друг к другу в гости, что-то коллекционируют, посещают кружки, занимаются спортом. Только она, Аделаида, из кинотеатра напротив дома почему-то как бы и не вышла. Она осталась сидеть на жёстком стуле в холодном зале совсем одна. Все давно разошлись по своим тёплым домам, а она смотрит нескончаемое чёрно-белое, какое-то неправдушнее кино, в котором не может ни поучаствовать, ни поправить сюжет, ни встать на сторону добра или зла. И выключить проектор тоже не может… Он где-то в другой, спрятанной комнате. Поэтому надо жить каждый день. Жить так же, как жила – вчера, сегодня, завтра, послезавтра. Надевать на кухне фартуки, в которые сморкался Сёма, и есть на переменках омерзительное яблоко под названием «белый налив». Может быть, именно из-за этого она всегда хочет, чтоб было не так, как будет? Вот в кино кто-то кого-то потерял, а ей совсем не хочется, чтоб нашёл! И она всегда ждёт, ну, может хотя бы сейчас это самое надоевшее «добро» не сможет победить «зло»? Или в кино кого-то ранили и этот раненый в больнице. Она уже заранее знает, что он вылечится, выздоровеет и всё у него станет ещё лучше, чем было. А ей не хочется, чтоб он вылечивался! Она хочет, чтоб всё было по-другому! Чтоб было интересно! Ну вот умер, например. Или вот недавно сын одной учительницы с их школы попал под машину. Он катался на велосипеде, и его сбили. Его положили в больницу. Аделаида так надеялась, что он умрёт! Совсем не потому, что она эту учительницу не любила! Да она и не знала её вообще! Хотелось, чтоб умер потому, что это необычно. Будут похороны, соберутся люди и будет очень интересно. Когда умирает старый – неинтересно, потому что старые и умирают постоянно, а когда молодой – совсем другое дело! И потом ещё долго про это будут все в Городе говорить!

В присутствии смерти теперь у Аделаиды всегда возникает чувство болезненного ажиотажа. Это ни с чем несравнимое ощущение чего-то из ряда вон выходящего, но в то же время очень приятного и таинственного. Она всегда старается заглянуть в гроб, чтоб увидеть – симпатичный или нет? Если умер симпатичный – это ещё интересней. Лица, правда, совсем другие, не такие, как на улице, но видно-то всё равно, кто какой! Конечно, здесь «добро не побеждает зло», и это здорово. Щекотится всё внутри… Всё совсем не так, как мама говорила! Или вот недавно тоже какая-то девочка отравилась газом. Вот! Её прямо хоронили в школьной форме, с большими белыми бантами и пионерским галстуком. Было очень интересно! Они с Кощейкой шли почти за гробом и всё время смотрели не неё.

Скучно в Городе… скучно и неуютно как-то… Может, если б она не видела, как живут дети в Большом Городе, если б она не ездила в Сочи с волшебными пёстрыми клумбами и нарядными отдыхающими, может, тогда в Городе и ей было бы очень хорошо?

Правда, ещё совсем недавно жизнь Аделаиды была несколько разнообразней. Это разнообразие само по себе её не развлекало, но в дни этого разнообразия она выходила из дому и шла по городу, а это было целым путешествием. Её отдали «на пианино». Мама купила его на деньги, которые, как она сказала, ей заплатили, когда она «сидела дома, потому, что скоро должна была пойти к врачу, чтоб появилась ты», то есть – Аделаида. В общем: не успела Аделаида родиться, а мама уже знала, что её дочь всенепременно будет заниматься «музыкой», а точнее – играть на «роялэ», или «фортепиано».

Как приятно, – говорила мама во время просветительных бесед с Аделаидой, – когда собирается интеллигентное, культурное общество! Кто-то играет на фортепиано, кто-то поёт. А иногда сам играет, сам поёт! Когда вырастешь и обязательно будешь учиться в институте, соберутся твои друзья-студенты, знакомые, а ты сядешь, сыграешь что-нибудь и споёшь! Все будут вокруг тебя сидеть и слушать.

Аделаида видела, как играют на пианино по телевизору. Они раскачивались взад и вперёд, выгибали спину, плавно поднимали кисти. Представляя со стороны саму себя за инструментом, она почти пугалась этой картины. Толстая, немного сутулая девочка за роялем в обтягивающем длинном платье до пола, и от того, что оно ей маленькое и жмёт, все складки на животе и спины торчат и всем это видно! Когда стоишь, складок как будто меньше, а вот когда сидишь… Но это была только половина! Ведь, как мечтала мама, она ещё должна петь!

Аделаида могла совершать то, что считала пением, когда играла во дворе с Кощейкой. Не петь, а в пол голоса подвывать. Голос после операции на гландах остался хрипловатым и совсем не мелодичным. Она то басила, то пускала петуха, то срывалась на фальцет. Со слухом тоже было не очень. Точнее, она и сама слышала, что фальшивит, но спеть правильно не могла. Да и незачем было! Кощейке страшно нравилось, как они вдвоём поют, закрыв от удовольствия глаза и упиваясь звуками собственных голосов, и у Кощейки не было никаких претензий! В такие минуты они обе были счастливы, если даже и фальшивили безбожно. Только одно дело – когда они с Кощейкой, и совсем другое – какие-то непонятные «студенты» и какие-то «знакомые»! Когда Аделаида волновалась – она неимоверно потела. На лбу и под носом выступала роса, а платье подмышками противно липло и менялось в цвете. Ну зачем перед фортепьяно сидеть потной и петь для кого-то шепеляво и противно?! Тем более, если ты сама этого абсолютно не хочешь!