Мне тебя заказали
Шрифт:
Он приложил к краешку глаза белоснежный пла-точек. А головорезы при этих его словах как-то напружинились, и глаза их стали совсем уже оловянными. Все они, включая Михаила, прекрасно знали, что, когда белокурая Неля стала предъявлять на Гнедого слишком большие права, поскольку их связь длилась весьма долгое для Гнедого время — почти целый год, он велел утопить её в собственном бассейне и при этом заливисто хохотал. Хохотал он и тогда, когда её труп вынесли из бассейна и унесли в неизвестном направлении на усмотрение челяди. Гнедой же бросился в воду и поплавал всласть. А потом отправился спать и дрых до десяти утра как убитый…
— Ступай, — отпустил он Трошкина.
Тот, вытирая платком пот со лба, бросился к рабочим давать им наставления. Гнедой же продолжал
— Ладно, тут разговора не получится, не люблю, когда посторонние присутствуют, — покосился он на рабочих и Трошкина, о чем-то оживлённо спорящих. — Мат стоит кромешный, просто страшно становится… В каком обществе мы живём, жуть одна… Поехали лучше ко мне, побалдеем…
Он махнул рукой и пошёл к воротам. За ним последовали и остальные. У Гнедого появилась новая машина «Мерседес-600» стального цвета. Он уселся туда со своим телохранителем и шофёром. Сопровождал его чёрный «БМВ». Туда сели остальные телохранители. Михаил Лычкин теперь ездил на «Вольво», а Ларисе, с которой он жил гражданским браком, он подарил алого цвета «Ниссан». Кавалькада отъехала от недостроенного дома и помчалась в сторону Москвы к дому Гнедого, который находился километрах в двадцати от лычкинского.
Неожиданно Гнедой дал знак всем остановиться. Он высунулся из окна машины и скомандовал:
— К Москве-реке! Купаться хочу, и не в бассейне, а в проточной воде.
Через десять минут все были у песчаного берега реки.
— Жарища! — воскликнул Гнедой, снимая с себя бордовую тенниску и потягиваясь. Тело у него было холёное, с заметными жировыми отложениями и очень мало загорелое, несмотря на конец лета. — Раздевайтесь, ребята, все раздевайтесь, — предложил он, снял с себя брюки, ботиночки, а затем и трусы, обнажив свой детородный орган, довольно скромных размеров. Остался в одних золотых очках.
На пляже было довольно много народа, но, увидев эту компанию, люди стали судорожно собираться, бросая испуганные взгляды на прибывших. Гнедой же не обращал ни малейшего внимания ни на кого, делал какие-то нелепые гимнастические упражнения, приседал, размахивал руками.
— Да раздевайтесь же все! — с какой-то досадой крикнул он.
Телохранители через минуту остались в одних плавках, обнажив могучие торсы. Разделся и Михаил, показав всем модные трусы до колен.
— Я без купальника, — смутилась Лариса. — Я не знала, что поедем купаться…
— А я что, в купальнике? — нахмурился Гнедой. — Я вот не стесняюсь, а они тут целок из себя корчат. А ну скидывайте все все, и марш в воду!
Телохранители мигом скинули плавки, медленно снял свои трусы и Михаил. Он сделал глазами жест Ларисе, чтобы она не выпендривалась. Делать было нечего — она сняла своё платьице и осталась в лифчике и трусиках. Гнедой мрачно глядел на неё, ожидая дальнейшего. Густо покраснев, Лариса сняла лифчик. Это был уже явный перебор, такого поворота событий она не ожидала, и её раскованность испарилась. Гнедой напрягся. Посетители пляжа издалека наблюдали за странной сценой. Наконец Лариса взяла себя в руки и скинула трусики. И тут Гнедой весело расхохотался.
— Вот. Давно бы так. Поймите все — что естественно, то не стыдно. Добро бы мы были какими-то ущербными, кривобокими, однорукими, безногими, а то… все красивые молодые ребята, пиписки до колен висят, яйца как у слонов, один я среди вас старик, да и то не стесняюсь… Я бывал за кордоном на нудистских пляжах, так там никто ничего не стесняется. А у нас… Нет у нас ещё никакой культуры… Расти нам ещё до Запада да расти…
При этих словах он подмигнул Ларисе, крадущейся походочкой приблизился к ней и стал гладить её по волосам, затем по грудям, затем ниже, ниже…. Стал возбуждаться, от этого зрелища возбудились и телохранители, а Михаил, наоборот, совершенно сник. Он настолько привык к Ларисе, ему стало даже казаться, что он любит её. Она стала для него необходима. Когда надо, мобильная, активная, способная
— Ты не бойся, Мишель, — успокоил его Гнедой. — У нас с Ларисой чисто дружеские отношения… — Он убрал руку от её тела, щёлкнул себя указательным пальцем по воспрявшему органу и крикнул: — Купаться! Всем купаться! А ну поплыли наперегонки!
Снял с себя золотые очки, бережно протянул их шофёру, подмигнул ему и, схватив Ларису за руку, побежал с ней к воде…
Телохранители, кроме шофёра, бросились вдогонку. Затрусил за ними и голый поникший духом Лычкин.
Гнедой и Лариса поплыли. Лариса плавала очень хорошо, профессионально, в детстве она занималась плаванием. Гнедой тоже был достаточно натренирован в своём домашнем бассейне. А вот Михаил никак не мог за ними поспеть со своим почти собачьим стилем плавания. Да это и не нужно было. Лариса стала хохотать, хохотал и Гнедой. Заплыли они далеко, долго лежали на спинах, отдыхая, а затем поплыли на противоположный берег. Этого Михаил уж никак не мог себе позволить. Он стал захлёбываться, задыхаться и повернул обратно к берегу. Телохранители же плыли вслед за хозяином.
Михаил сидел голой задницей на песчаном берегу Москвы-реки и курил. Из стального «Мерседеса» раздавалась лёгкая музыка, которую слушал бритоголовый шофёр, сидевший совершенно голый на песке, с оловянными глазами и пистолетом под раскрытой газетой, на первой странице которой были изображены профили президента и премьер-министра, мрачно глядящих друг на друга, а на последней — снятая в огромную величину женская грудь самого последнего размера.
А на противоположном пустынном берегу происходило нечто любопытное. Гнедой махнул рукой телохранителям, чтобы они сели поодаль от него. Они примостились не очень уж близко, но и не так уж далеко. А суть происходящего дальше не понял бы разве что шестилетний ребёнок. И все было очень хорошо видно, несмотря на отдалённость противоположного берега, поскольку погода была очень ясная и солнечная. Гнедой заставлял Ларису принимать разные позиции, и Михаил не мог оторвать глаз от этого чудовищного по своему цинизму зрелища. И посторонние глаза тоже внимательно наблюдали за действом. Наконец все закончилось, и группа поплыла обратно…
Держась за руки, голые Гнедой и Лариса вышли на берег.
— Хорошо поплавали! — как ни в чем не бывало воскликнул Гнедой. — Водичка тёпленькая, как парное молоко… Правда, ребята? — обратился он к идущим сзади телохранителям. Те промычали нечто невразумительное, им было совершенно все равно — хоть как парное молоко, хоть как лёд, лишь бы платили хорошо…
Михаил продолжал сидеть, пригорюнившись, и боялся поднять глаза на Ларису.
— Ты что, Мишель, сидишь тут, как старикан? — рассмеялся Гнедой и хлопнул Лычкина по покатому плечу. — Дыхалка слабая? То-то, я старик, а многим молодым фору могу дать… Эй! — крикнул он. — Тащите сюда что там у вас в тачке есть, будьте расторопнее, люди искупались, тащите пиво, виски, воду, закуски всякие, надо отдыхать культурно, а не кое-как…