Мнемозина
Шрифт:
— Я сейчас полицию вызову! — заорала она. Голос у нее был под стать коже, сухой, жесткий, как прошлогодняя листва.
— Вперед, — кивнул я. Держать вырывающегося медбрата было трудно. — Заодно объясните полиции, почему вы держите здесь моего подзащитного против воли.
Двери открылись именно в этот момент, и на пороге показался Барсуков, такой же сухой, как секретарша, маленький, с мутным паучьим взглядом и тонкими бледными пальцами. С момента, когда его запечатлели на фото, он сильно изменился, похудев и высохнув. Вид у него был болезненный, что
— Что здесь происходит? — строго спросил он. — Я требую объяснений!
— Андрей Андреевич, я вызываю полицию, — заявила мумия, и ее голос был чуть бодрее, чем минуту назад.
— Вызывайте, Сонечка, — кивнул главврач. — И охрану вызывайте. Сейчас мы это хамло быстро за ворота выставим.
— Нет, это я требую объяснений, — пропыхтел я. — На каком основании вы удерживаете в клинике Игоря Соколова? Вы в курсе, что в уголовном кодексе это называется похищением?
Взгляд главврача вильнул, и он жестом приказал секретарше положить трубку.
— Не понимаю, о чем вы, — сурово произнес он, но его голос слегка смазывался, а под конец он и вовсе дал петуха.
— Думаю, понимаете, — резко сказал я, и, отпустив руку медбрата, поднялся. Тот встал, охая, переводя угрюмый взгляд с начальника на меня, готовясь вновь кинуться в атаку. — Сегодня сюда доставили Игоря Соколова, и, думаю, это сделал лично его папаша, по чьей просьбе вы определили парня в палату. У меня есть постановление суда, по которому господину Соколову запрещается каким-либо образом влиять на судьбу сына. Однако, он привозит его сюда, а вы запираете парня.
— Думаю, вы ошибаетесь, — высокомерно ответил врач.
— А я так не думаю, — зло ответил я. — Это статья, уважаемый Андрей Андреевич. И не какая-то врачебная халатность, кража бинтов и зеленки. Это статья сто двадцать шесть, часть вторая, если вы в курсе, о чем я. Преступление, совершенное группой лиц, по предварительному сговору. До двенадцати лет, Андрей Андреевич. А ведь я без труда докажу, что Игорь тут, как и то, что он здесь не по своей воле. Вы хотите где-нибудь под Магаданом трудиться в тюремной больничке среди туберкулезных зеков?
— Андрей Андреевич, так мне охрану звать? — проблеяла секретарша. Главврач, выдержал паузу, засунув руки в карманы, а затем, мотнул подбородком.
— Идите за мной, — сказал он, но это был уже не приказ. Я прошел в его кабинет.
— Присаживайтесь, — сказал он.
— Я постою, — ответил я. — Минуты две, пока вы не приведете моего клиента. А потом мы отсюда уйдем, и если вы уложитесь в это время, я не отправлю на вас телегу в Минздрав. Главврач дурки — должность хлебная, не так ли? На одних только призывниках можно капитал сколотить.
Главврач поморщился.
— Вы все не так поняли… простите, я не расслышал ваше имя.
— Я его не называл. Так, что я не так понял?
Барсуков уселся в кресло и нервно подвинул лежащие на столе папки. Я выразительно поглядел на часы.
— Давайте немного успокоимся. Хотите выпить? У меня тут чудный коньяк, настоящий, армянский.
— Не
— Жаль. И все-таки, как вас зовут? — тихо спросил он. — Как-то неприлично общаться подобным образом. Вы меня знаете, а я вас — нет.
— Разве Соколов не сказал вам, кто приедет за Игорем? — усмехнулся я.
— Послушайте… — он захрустел пальцами и вытер пот на лбу. — Все же вы неверно истолковали ситуацию. Игоря Соколова нам доставили утром. Я давно наблюдаю этого юношу, и хочу вам сказать, что он очень болен. Может быть, вам показалось, что он спокоен и стабилен, но уверяю, он просто находился в состоянии циклотимии. Вам знаком этот термин?
— Нет.
— Это мягкая форма биполярного расстройства. Довольно долго Игорь пребывал именно в этой стадии, пока не впал в новую фазу. Вам ведь, наверное, неизвестно, что он пытался покончить с собой? Естественно, что самые близкие люди, такие, как его отец, встревожились и попытались как-то ему помочь, потому и доставили к нам. Конечно, отец не хотел, чтобы Игоря тревожили. В его состоянии это может быть опасно. Суицидальные настроения при биполярном расстройстве — дело обычное, так что я бы на вашем месте, все-таки, отдавал отчет в своих действиях. Мы со своей стороны делаем все возможное для того, чтобы поставить пациента на ноги и ваше вмешательство…
Я постучал пальцем по часам.
— Ваши две минуты истекли. Я все еще не вижу здесь Игоря.
Барсуков раздраженно отпихнул от себя документы и вскочил.
— Послушайте! — воскликнул он высоким козлиным дискантом. — Моя задача не допустить, чтобы состояние моего пациента ухудшилось. У Соколова уже случался рецидив, все это есть в его истории болезни. И если вы, как его адвокат, это понимаете, то сейчас уйдете и будете ждать выздоровления Игоря.
— Нет никакой истории, — грубо ответил я. — Есть фальсификат, устроенный его папочкой. И за это вы тоже ответите.
Барсуков вздохнул, сел на место и сунул руку под стол.
— Боюсь, вы не оставили мне выбора, — произнес он с мерзкой ухмылкой. Дверь грохнула, и меня моментально повалили на пол двое санитаров. Одним из которых был мой старый знакомый. — Нервишки, господин Стахов, надо лечить. И это наш профиль. Но вы не переживайте, мы вас вылечим. У нас тихо, спокойно… Поднимите его.
Меня подняли. Барсуков глядел на меня снизу вверх, улыбаясь, как Петрушка, и только его сухие пальцы шевелились, словно паучьи лапки.
— Что, господин Стахов? Теперь вы уже не такой борзый? — почти ласково произнес главврач. — Мы тут и не таких обламывали. Ничего. Полежите у нас недельку в стационаре, подлечитесь, а потом выйдете. Или не выйдете. У нас и овощей навалом, лежат, знаете ли, слюни пускают, да срут под себя. А санитаров у нас мало. Никто на такую зарплату не хочет идти. Вот и вы полежите в собственном дерьмище денек-другой, подумаете, как тут пальцы гнуть.
Телефон завибрировал в моем кармане, и санитар, гадливо ухмыляясь, выудил его из моих брюк. Я краем глаза увидел имя вызывающего и улыбнулся.