Многоточия
Шрифт:
Таким-то вот образом искатель Переверзев из четвёртого десятилетия XXI века переместился в годы генерального секретаря ЦК КПСС Горбачёва. Спустя растянувшееся, раздувшееся пузырём мгновенье, которое нельзя ни запомнить, ни измерить на часах, городскую гущу сменило дачное захолустье. Шею и уши Переверзева облепили комары, а лёгкие наполнил такой свежий, пахнущий лесом и летом воздух, что он испытал головокружение и покачнулся на ногах.
— Кислород!.. — Искатель вспомнил известный в их среде случай, когда один из мутантов погиб в двенадцатом веке не от меча или стрелы, а от кислородного отравления.
Отчасти Переверзев понимал старикана,
Посреди двадцать первого века о социалистической эпохе снимают и показывают сериалы, и Переверзеву, который вечерами их смотрит, эра генсеков и красных лозунгов и вправду представляется чем-то доисторическим, ветхозаветным.
— Чем докажете, что вы оттуда? — спросил бородатый дядька, считай, старик, выглядевший так натурально, будто был коренным жителем прошлого.
Большинство потерянных, с которыми доводилось сталкиваться Переверзеву, на удивление удачно вписалось в прошлое. Переверзев, даром что сам мутант, с трудом понимал или вовсе не понимал мотивов мутантов, променявших будущее (точнее, настоящее, потому как будущего, в общем-то, нет) на годы минувших эпох. Ускользавшие из своего времени мутанты словно были созданы для прошлого, настолько органично в него вписывались. Скорее всего, у Переверзева так бы не получилось. Ну не рвался он в прошлое! Никакой притягательной силы в нём не усматривал. И футурошоком не страдал, несмотря на сорок прожитых годков — возраст далеко не юношеский. Переверзев ощущал себя на нужном месте в собственном настоящем. Незачем ему гоняться за счастьем, добывать счастье в прошлом. Потерянных он считал неудачниками и нытиками, не умевшими взять от жизни всё.
Искатель молча положил на стол носовой платок. Бородачу, по-видимому, хватило одного взгляда. К платку он не притронулся.
Переверзев взял табуретку, отставил от стола, сел. Коснулся пальцем пуговицы на рубахе, потом жука на ухе.
— Психологи и политики призывают смотреть с надеждой в будущее, а я надежду отринул, как Спиноза, и отыскал счастье в прошлом. Да и не один я! Сколько беглецов вы усекли меж годов былых?
Дедок, похоже, из болтливых. Болтливых Переверзев не любил.
— Много, — ответил он.
— Если мутант говорит «много», это по-настоящему много.
Искатель пожал плечами.
— Болтовня. Философия.
— Разве вы не присмотрели для себя дату и местность? Координаты? — спросил потерянный.
— Глубоко копнул, ничего не скажешь! — У Переверзева вырвался хохоток. Перед потерянными сдерживаться было необязательно. Деньги платят не потерянные. — Почти все сбежавшие уверены, что счастье застряло в прошлом. Я живу в своём времени. В родном. И не собираюсь драпать! Возьми от жизни всё — вот мой девиз.
Загляни сейчас искатель в зеркало, он увидел бы на лице смесь победного бахвальства и презрения. Искатель оглядел кривоватые дачные стены, оклеенные бумажными обоями, шкаф с книжками, электроплитку с чайником, тюль, стянутый резинками по оконным бокам, перекидной
— Возьми от жизни счастье, — тихо сказал потерянный. — Вот девиз мой.
— В чём оно, счастье? Только давай без философии.
Переверзев взглянул на громко тикавшие настенные часы. Отметил разницу на час — из-за здешнего летнего времени. В будущем, то есть в его, Переверзева, настоящем, время не делят на летнее и зимнее, не переводят стрелки то назад, то вперёд.
— Счастье человека в том, что он больше всего любит.
— Больше всего? Ты что, из-за книжек сюда переехал?
— Люблю читать. Дачу вот у леса снял. Тихо здесь.
Искатель присвистнул. Старик поморщился.
— Домой, выходит, не собираешься?
— Вот мой дом.
— Вообще-вообще не собираешься?
— Понимаю. Это не ты спрашиваешь — это они спрашивают. Ленка спрашивает. Да. Вообще не собираюсь.
Переверзев подумал, что Ленка, толстуха, которую он чуть лбом не ошарашил, будет разочарована. Она и её брат надеются, что потерянный вернётся. Отдохнёт, потешит душу в прошлом, как в отпуске, и назад навострится. Вообще-то, надежда эта дурацкая. Дедуля-дачник очень смахивает на упёртого типа, даже на сумасшедшего; такие от своего не отступаются. Втемяшилось такому типу переехать в СССР — он переедет. Втемяшилось в СССР поселиться (да хоть навсегда!) — он поселится. Родственничкам надо это понимать. Надежда — не стратегия, как говорят в бизнесе.
— Никогда раньше не встречал таких людей, — сказал искатель. — Потеряться, чтобы читать книги… Твоим-то что передать?
Иван пожал плечами.
Прежде он думал, что мутация, открывающая измерение времени, настигает особенных людей. Выдающихся. К примеру, учёных. А то людей с воображением, запойных книгочеев. Но нет. Необъяснимые мутации, даровавшие внезапно и неизбирательно, будто по воле невидимых инопланетян, ощущение пространства-времени и менявшие картину мира так, что человек за голову хватался и плутал в мире изломанных многомерных фигур и архитектуры тессерактов, пока не научался контролировать новое сознание, поражали представителей самых разных слоёв общества и проявлялись у людей с самыми разными способностями и склонностями.
— В книги не поверят, — сказал искатель. — Понятно, когда в прошлом есть зацепка. Выгода. Может, любовь. Или момент, к которому хочется вернуться. Бывает ещё неприятный момент в будущем, от которого удираешь.
— Они никогда меня не понимали, — сказал Иван. — Мне теперь это всё равно. Я шесть десятков лет на спидометре жизни накрутил. И я знаю, в чём счастье.
— Не скучаешь? Они вон послали за тобой, деньги потратили…
— Что? Они терпеть меня не могут. Боятся, что я в прошлом умру, и из-за моей доли в квартире судебный спор выйдет.
— А умереть тут в одиночестве не боишься?
Переверзев сказал это, и самому стало жутковато. Живёт дедок, арендует чью-то дачу, кругом лес с буреломом, болотина, комары. Прежде чем переместиться на участок потерянного, Переверзев осмотрел мельком несколько точек вдоль окружности, которую искатели называли средой рассеяния. До железнодорожной станции семь километров, асфальтированной дороги нет, проезды между дачами кое-где отсыпаны щебнем, а кое-где представляют собой наезженную голую землю, засыпанную по ухабам строительным мусором. Автобус, разумеется, сюда не ходит. Из техники у дачника искатель приметил только велосипед «Урал» на веранде.