Многоточия
Шрифт:
— А я не в одиночестве. Видишь? — Старик показал на стёкла шкафа. — Ричард Олдингтон, О. Генри, Плам Вудхауз, Антон Чехов. И Герберт Уэллс, и Марк Твен, и Синклер Льюис, и Рэй Брэдбери, и Гайто Газданов, и поэты Шефнер с Левитанским да Заболоцким, и бородатый Толстой, и певец рождества Диккенс, и Харпер Ли и Колин Маккалоу, умевшие говорить на тонком языке женщин, и Иван Ефремов и Исай Давыдов, рассказчики о далёких мирах, — все со мной. Вон какая у меня компания!
Искатель покачал головой.
— Эта
— Нашлось среди старого барахла немного денег. Рублей советских. Пятёрок, десяток с Лениным, полусотенных и сотенных, переживших павловскую реформу. Бумажек таких немало у людей по квартирам осталось. До сих пор хранят. Вот я и набрал там да сям, у кого за спасибо выпросил, у кого купил.
— Все вы так делаете. Только богато на такие деньги не заживёшь.
Потерянный мягко, по-женски улыбнулся красноватыми губами.
— Богато? Я за этим не охоч. Мне много не надо.
— В Советском Союзе много и не купишь, — согласился искатель.
— Книги. — Старик вскинул голову, солнце свернуло белыми искрами в серо-седой бороде. — Здесь можно купить книги. Нет, не то слово: достать!
Глагол этот Иван произнёс с удовольствием.
Искатель встал. Придвинул табурет к столу.
— Ну хорошо, поживёшь ты тут… Потом деньги поменяют, Союз развалится, полезут из всех щелей, как тараканы, бандиты, воры, рэкетиры… Говно всякое всплывёт со дна… Пиджаки малиновые в моду войдут. Челноки, гиперинфляция, убийства…
— Что считалось плохим, то объявят хорошим, — откликнулся Иван.
— Я, между прочим, в девяносто втором году родился. Ну, и сериалы исторические у нас крутят, знаешь ведь… Модно… В общем, неспокойно тут будет. И куда ты?
— Не закудыкивай дорогу. Придумаю что-нибудь. Книгочей непременно что-нибудь да придумает!
«Маловато у тебя фантазии для искателя, — мысленно продолжил ответ Иван. — У меня всё прошлое впереди. Мне всегда хотелось попасть на приём к доктору Чехову».
— Пора мне, — сказал искатель. — Твои заждались.
С нахлынувшей вдруг тоской Переверзев подумал, что придётся отчитываться перед толстухой, долго убеждать её: не вернётся братец твой, не жди. Старушенция начнёт, поди, права качать: мол, за что мы вам, паразитам, платим! Переверзев оживил в памяти две-три подготовленные фразы, подходящие к трудным случаям, к психически тяжёлым клиентам. Конечно, из-за толстухи он опоздает к телевизору, на вечерний сериал.
— Не заплатят ведь тебе. Знаю я своих… Скажут: не вернул потерянного, и не заплатят. За работу.
— Не будь простаком, счастливый. Вообще-то, деньги я беру вперёд. Сто процентов. А доказательство получено. Разговор я на видео записал. Камеру на ухе видишь? На пуговице вторая
Потерянный потянулся обеими руками к стене, вырвал из перекидного календаря листок. Подумал. Нацарапал на обороте листка несколько предложений.
— Годится, — оценил искатель. — Ну, бывай. Книги!.. Хопёр, говоришь, и Макаров? Бабу б лучше живую завёл!
Искатель замер и исчез. Дунул ветерок между стенами да пахнуло остро озоном, как после грозы. Потерянный повёл носом. Запах быстро улетучивался, уходил в открытую форточку, просачивался сквозь натянутую марлю. На столе Иван заметил забытую искателем вещь. Выцветший клетчатый платок. Иван поставил чайник на плитку. Сейчас он будет пить чай. С таволгою, думкою и… Искатель его больше не потревожит, а члены семейства, давно ставшие чужими людьми, сюда не доберутся. Способностей у них нет. Способностей к счастью.
Движение во времени, жизнь в объятиях времени — вот в чём находил и черпал потерянный счастье. Объяснить людям, которые не чувствуют времени, это нельзя. Так же, как нельзя объяснить людям, не любящим книг, какое ощущение даёт чтение. Будь в 2032 году жива литература, он бы, пожалуй, оттуда не удрал. Однако последние стоящие книги родились в восьмидесятых годах прошлого века, а потому его, читателя Ивана, место в прошлом. Его счастье там, где живы книги. Так просто. Но те, кто не любит книг, в это не поверят. Будут искать другую причину. Или будут усмехаться и советы давать — вот как этот искатель. Ивану снова пришли на ум политики и психологи, мастера жизни учить, и он засмеялся.
Скрипнула дверь веранды. «Надо бы петли смазать», — подумал он, поднимаясь.
В дом вошла женщина лет пятидесяти. Вечернее солнышко мазнуло её по щеке и носу красноватым лучиком. Вошедшая положила на стол перевязанную нейлоновой верёвочкой стопку книг. Двое обменялись поцелуем. Глаза их сияли молодостью и восторгом.
— Здесь кто-то был. — Женщина принюхалась. — Оттуда?
— Оттуда.
— И?..
— Ничего, пустяки.
Она пытливо смотрела в его глаза, пока не убедилась: да, пустяки.
— Был искатель.
Он подал ей чашку горячего чая.
— Искатель потерянных! — воскликнула она. — Нас считают потерянными, Ванюша!
— Не нас, Маша. Меня. Искателя заслали мои родственнички. Но он не вернётся. Больше ему не заплатят. Покажи-ка лучше добычу городскую!
Женские пальчики орудовали проворно. Мария освободила тома от верёвки.
— Двухтомник Солоухина, казаковский «Арктур — гончий пёс» и роман Никонова.
— «Весталка»! Библия для книгочеев! Свежая совсем. Только что издана.