Многоточия
Шрифт:
— Лучше и не придумать!
— Колдуй, фу-ух!
Тотчас ёлка сменила цвет на розовый, потом на лиловый, почернела, побурела и стала такою, какою была, когда её принёс с улицы Фёдорыч. Будто ничего и не произошло.
— Исполнено, — отрапортовал инопланетянин.
— Врёшь, поди! — засомневалась Ангелина Ивановна.
— Проверить нетрудно, — заметила Серафима Васильевна.
— Сейчас я тебя по-настоящему придавлю, обманщик внеземной, мошенник инопланетный! — тараторила, не слушая старшую, младшая. — Уговор дороже денег — так у нас на Земле говорят! Ой!.. Фима, бегу в комнату отдыха!
И вскочила с ковра.
— Вот и проверили! — объявила Серафима Васильевна. — Фу-ух, ты свободен! — Пыхтя, она раскатала ковёр на полу.
Зелёный пришелец, немножко скомканный, помятый от пребывания в ковре, отряхнулся, точно кот, потом закрутился в спираль и распрямился. Глянув на то, как Ангелина Ивановна сама с собою в шашки играет, цапнул ёлку и пулей за дверь вылетел. И только звезда на ковре осталась.
Не дожидаясь, когда Ангелина сама у себя в шашки выиграет или себе проиграет, Серафима включила телевизор. Как раз показывали президента. И министров, рассевшихся за длинным столом. Забыв о стакане, президент глотнул воды из графина и начал речь.
— Открываю совещание, посвящённое вопросам экономики и социальной политики. Коротко о повестке дня. В стране пора ввести новые налоги, акцизы, взносы и сборы. Необходимо увеличить штрафы и повысить пени. Разденем народ до нитки! Снимем с нищего последнюю рубашку! Отнимем у стариков пенсии!
Серафима Васильевна вздрогнула.
— Что это?
Ангелина Ивановна хмыкнула.
— Кажется, нынче это называется «патриотизм». Или «оптимизация». Я не уверена…
— Я не о том. Шашки-то где?
— Неужто чёрт космический нас всё-таки надул?
— Установим плату за участие в выборах, — неслось из телевизора. — Введём налог на налоги. Узаконим взятки. Похороним бесплатную медицину. Введём лицензию на жизнь. Устроим… А не сыграть ли нам в шашки, господа?
— Наконец-то! — выдохнули подруги разом.
Как ни в чём не бывало, президентский пресс-секретарь разложил, развернул на длинном столе картонные доски. Собравшиеся принялись расставлять на клетках войска из белых и чёрных пластмассовых кругляшей.
Целый час Серафима Васильевна и Ангелина Ивановна смотрели, как правительство в полном составе двигает шашки по диагонали, рубя с азартом противника и прорываясь в дамки. Они смотрели бы и ещё, до того увлекательным оказалось наблюдение за президентом и министрами, стучащими по доскам, да надо было ужин готовить.
Шли недели, месяцы, а правительство играло и играло в шашки, истирая доски сотнями. Производство досок в стране ширилось, в каждом городе открывались шашечные фабрики. Спрос на шашки и доски рос по всей планете. Государственные мужи втянулись в бесконечное соревнование на клетках и политику совершенно забыли и забросили. Всюду в мире остановились войны, прекратились экономические грабежи, успокоились потрясения. Армии распустились, оружие отправилось в металлолом, злоба человеческая сошла на нет, а учёные отменили за ненадобностью науку политологию.
Правителей, министров и членов парламентов, полюбивших старинную игру на клетках, свезли в опустевшие казармы, где они беспрерывно, днём и ночью, резались в шашки, бормоча что-то о выборах, войне, врагах
— Вот ведь фокус какой! — говорили люди. — Оказывается, политикам делать было нечего! Стоило их занять — и кругом воцарился мир!
Ну а Серафима Васильевна с Ангелиной Ивановной за чайком посмеивались да пришельца добрым словом поминали.
— Ну вот, теперь и помирать можно! — говорила младшая.
— С душою покойною, — добавляла старшая.
Олег Чувакин, декабрь 2017
Денежка под ёлкой
Денежная мания у жены Трепыхалова достигала кульминации в декабре. В ноябре проявлялись первые зловещие признаки, а под Новый год Трепыхалов уже не знал, куда от супруги деваться. Однажды даже в шкаф спрятался, прихватив с собою последнюю тысячу рублей. В шкафу и проспал всю ночь, выполз оттуда поутру яко червь.
Трепыхалов имел инициалы К. Н., жил в сибирской деревне с женой, звавшей его Косиком, а деньги зарабатывал сочинением весёлых рассказов, анекдотов и смешных подписей к картинкам. За это неплохо платили в Москве, с которой автор соединялся через всемирную сетевую паутину. Жить в селе, дышать чистым воздухом и получать городскую, столичную зарплату — чего же боле! Однако как раз денег и не хватало, а потому К. Н. подумывал добавочно заняться сочиненьем поваренных книг, составленьем гороскопов и выдачей магических советов. Если уж человек способен на выдумку, это выражается во всём. И только в отношении самого себя не мог Константин Николаевич выдумать что-нибудь этакое, спасительное.
— Понимаешь, Борик, — объяснял он Борису Борисовичу Квазимудрову, городскому психологу и бывшему однокласснику, принимавшему пациентов в двухкомнатном офисе, — обчищает она меня регулярно, постоянно и упорно, сама того не желая. Только накопишь тысяч сто рубликов — бах, а она вложила их куда-нибудь. Инвестировала. Туда, откуда они обыкновенно не возвращаются. Вздыхает Ирка и говорит: «Неудачное было вложение. Зато со следующей инвестиции мы станем миллионерами. Я предчувствую!» То она у меня в шведскую косметику мелким оптом деньги вбухает, а косметику эту у неё никто в розницу не берёт. То накупит суперотбеливающей зубной пасты, а людям и отбеливать-то нечего. То уверует в витаминный маркетинг Дональда Трампа. То пустится во все тяжкие на бирже «Форекс», где все играют, но никто не выигрывает. То ухлопает сбережения на ванкоины, форки, токены, блокчейны и ещё какие-то цифры, которые должны дать новые цифры, но не дают. Когда она говорит: «Я предчувствую!», у меня душа холодеет, Борик. Я вымереть могу. Как мамонт.
Заодно пожаловался Трепыхалов на собственный творческий кризис. Весёлые истории из-под его пера выходили всё чаще с грустной концовкой, а то и с печальной серединой. Дошло до того, что его пригласили работать в московскую фирму «Русское горе», которая дистанционно вызывала неподдельные слёзы у клиентов, разучившихся плакать.
— Вот думаю, Борик: может, к психологу-то не мне ходить? Может, Ирку отправить?
Доктор сильно вздрогнул. По белым толстым щекам его словно чёрная тень пронеслась.