Моабитская тетрадь

Джалиль Муса Мустафович

А если разлучат нас ветры жизни —Тебя опять забросят в дальний край,Вот мой совет: бесценно чувство дружбы,Смотри, его, родная, не теряй.Одна теперь мечта: любовью вспыхнув,Пусть наши души крылья обретут,Единым корнем сок любви впивая,Пусть наши жизни ярче расцветут.Хочу, чтоб годы молодости нашейВ кипенье чувств пылающих прошли.Любимая, скажи: чудесней счастьеС тобой мы в жизни разве обрели?Май 1943

САДОВОД

Наш

садовод — неугомонный дед.Ему, пожалуй, девяносто лет,А он, восход засветится едва,Уж на ногах; засучит рукаваИ в сад с лопатою… Цветы сажать,Или верхушки яблонь подстригать,Иль грядки рыть… Как густо там и тутФиалки, маки, ягоды растут!С весною дружно прилетают в садДрузья крылатые, — старик им рад.А в мае, в первых числах, юн и чист,Березовый зазеленеет лист.И молодеет дед и се слезойГлядит на низкий ивнячок косой.Пройдут года — здесь ивы прошумят,И молодежь придет, похвалит сад.А если и умрет он, садовод,Сад будет жить, цвести из года в год.И счастлив старый: лиственница-другО нем споет, печалясь, на ветру.Май — июль (?) 1943

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ

Земля!.. Отдохнуть бы от плена,На вольном побыть сквозняке…Но стынут над стонами стены,Тяжелая дверь — на замке.О, небо с душою крылатой!Я столько бы отдал за взмах!..Но тело на дне казематаИ пленные руки — в цепях.Как плещет дождями свободаВ счастливые лица цветов!Но гаснет под каменным сводовДыханье слабеющих слов. Я знаю — в объятиях светаТак сладостен миг бытия!Но я умираю… И это —Последняя песня моя.Август 1943

КАПРИЗНАЯ ЛЮБОВНИЦА

Красотка говорила молодаяЦаревичу: «Ты ждешь моей любви,Но чтоб поверить в страсть твою могла я.Эй, шахский сын, ты брата умертви».И шахзаде, ослушаться не смея,Пошел и брату голову отсек.И вот он появился перед неюИ череп положил у милых ног. Красотка в череп наливает яду,Любимому его подносит: «Пей!»Тот яд царевич выпил как отраду…Любовь слепа и тем стократ сильней.Любил я жизнь всем сердцем, и наградыЯ наконец дождался, но какой?Коварная дает мне чашу яда,Та чаша — череп юности былой!Август (?) 1943

КЛОП

Холодна тюрьма и мышей полна,И постель узка, вся в клопах доска!Я клопов давлю, бью по одномуИ опять ловлю — довела тоска.Всех бы извести, разгромить тюрьму,Стены разнести, всё перетрясти,Чтоб хозяина отыскать в дому —Как клопа словить, да и раздавить.Сентябрь 1943

ЛЮБИМОЙ

Быть может, годы будут без письма,Без вести обо мне.Мои следы затянутся землей,Мои дороги зарастут травой.Быть может, в сны твои, печальный, я приду,В одежде черной вдруг войду.И смоет времени бесстрастный валПрощальный миг, когда тебя я целовал.Так бремя ожиданья велико,Так изнурит тебя оно,Так убедит тебя, что «нет его»,Как будто это было суждено. Уйдет твоя любовь. А у меня,Быть может, нету ничего сильней.Придется мне в один нежданный деньУйти совсем из памяти твоей.И лишь тогда, вот в этот самый миг,Когда придется от тебя уйти,Быть может, смерть тогда и победит,Лишит меня обратного пути.Я был силен, покуда ты ждала —Смерть не брала меня в бою:Твоей любви волшебный талисманХранил в походах голову мою. И падал я. Но клятвы: «Поборю!» —Ничем не запятнал я на войне.Ведь если б я пришел, не победив,«Спасибо» ты бы не сказала мне.Солдатский путь извилист и далек,Но ты надейся и люби меня,И я приду: твоя любовь — залогСпасенья от воды и от огня.Сентябрь 1943

СТАЛЬ

Так закалялась сталь.

Н. Островский

Я и усов еще не брил ни разу,Когда ушел из дома год назад,А на плечи легло пережитое,Как будто мне минуло шестьдесят.За год один я столько передумал,Что в голове разбухло и в груди.И в двадцать лет лицо мое в морщинах,И поседели волосы, — гляди!Вся тяжесть слез и пороха и кровиТеперь в ногах осела, как свинец.Потом свалил меня осколок минный,Я оперся на палку под конец. И вот в глазах моих ты не отыщешьМальчишеского резвого огня,Задорно не взлетают больше брови,И сердце очерствело у меня.А на лице лишь одного терпеньяНешуточный, суровый, жесткий след.Так сразу юность вспыхнула, как порох,В три месяца сгорела в двадцать лет.Эх, юность, юность! Где твой вечер лунный,Где ласка синих, синих, синих глаз?Там на Дону, в окопах, в черных ямах,Дороженька твоя оборвалась.