Модель событий
Шрифт:
— А потом? — недоверчиво спросила Наташа
— А потом я сбегаю, пока меня не заковали в цепи и не посадили в подвал перевоспитываться. Кстати, я надеюсь, что та рыдающая девушка уже ушла? Не выскочит из-за угла с поводком и намордником?
— Ушла, ушла. Они о чём-то поговорили с Даниилом Юрьевичем, и она успокоилась. Всё-таки не понимаю, зачем ты от неё отказался?
— Ни от кого я не отказывался. Просто дал понять, что она не единственная владычица моего сердца. Ей это почему-то не понравилось.
— Виталик, ну любой же девушке это не понравится. Надо понимать! Но как ты мог, она ведь такая маленькая, хрупкая, а ты...
— Вот не зря я всё же хрупких побаиваюсь. Они либо стервы, либо принцессы. И с теми, и с другими больше мороки, чем пользы в хозяйстве.
— Тебе и принцессы не нравятся? Кто же тебе тогда нужен?
— Ну... королева.
— Тебе? Королева? У королевы, миленький Виталик, всегда есть король!
— Король — это понятно, но мальчик-паж тоже может рассчитывать на взаимность. Не всё же ей скучать, надо и поразвлечься.
— Но это же не серьёзно. И не навсегда.
— А мне не надо навсегда. Да навсегда и невозможно. Нет ничего вечного, понимаешь, жизнь — это поток, он стремителен, он несётся всё вперёд, и то, что я говорил месяц назад, именно тогда было правдой, но припоминать мне мои же слова сейчас — неправильно и нечестно, она должна это понять. Всё меняется. Жизнь — это колесо обозрения, и оно вращается непрерывно: только что ты был на самом верху, и вот уже снова катишься вниз, ну и что же, не беда, скоро опять вверх поедешь.
— Кажется, в этом я тебя понимаю, — задумчиво произнесла Наташа. — Ногти.
— Чего? — Виталик чуть не уронил на пол пустую чашку. — Где ногти? Какие ногти?
— Ну, вообще — ногти. На руках. Их можно отращивать целый месяц, следить за ними, ухаживать и гордиться. Делать маникюр. Но рано или поздно один ноготь сломается. И придётся подстригать все. И прятать руки, ждать, пока ногти отрастут. Но ты точно знаешь, что короткие ногти непременно вырастут и станут длинными. А длинные рано или поздно сломаются и вновь станут короткими. Что ты ни делай.
— Ну да, — кивнул головой Виталик, — говорят, ногти растут даже у покойников. Так, о чём я? Да, вот, смерти моей она хочет! Чтобы я умер, лежал в гробу и оттуда был ей верен. Ве-рен. Ужасное слово. Звучит, как название лекарства.
— Ну себе-то ты остаёшься верен всегда, — заметила Наташа.
— Это другое лекарство, хорошее. Когда себе верен — нормально. Значит, слушаешься не чужого приказа, а своего сердца.
— К слову о сердце... Галина с Мариной тебя очень ждут, говорят, что-то у них с бухгалтерией на компьютере творится неладное. Обещали тебе сердце вырезать, если до обеда всё не починишь.
— Вот же сердцеедки! А Гумир у нас что?
— А Гумир у нас поужинал и спит уже. Его теперь до самого вечера не добудишься, — доверительно сообщила Наташа. — Кажется, твоё колесо обозрения вот-вот коснётся земли. Так что желаю удачи.
В Тринадцатой редакции существовало неписаное правило: все дела, за которые никто не хочет браться, передавать безотказному Шурику. А иногда выходило и вовсе некрасиво: Шурик делал предварительную работу, выяснял, что и как, находил все зацепки, после чего дело — внезапно ставшее привлекательным и лёгким — у него перехватывал кто-то из коллег. Под видом дружеской заботы: «Ты и так уже умаялся с этим, отдохни теперь, а я поработаю!» При этом Шурик всё принимал за чистую монету и даже был благодарен. На этот раз общим голосованием было решено, что дело вундеркинда тоже можно передать Шурику. Мало того что
Уже через полчаса Шурик нашёл этот сюжет в Интернете и десять раз просмотрел минутный ролик, чтобы запомнить клиента в лицо. Звали его Александр — тёзка, стало быть, Александр Орехов. К сожалению, другой полезной информации из видеосюжета извлечь не удалось: Александр Орехов делился с корреспондентом своим мнением по поводу уплотнительной застройки какого-то района.
Ещё через пару часов Шурик был почти своим парнем на форуме любителей старых телепередач, поддерживал беседу сразу в десятке тем и одновременно, при помощи личных сообщений, договаривался о встрече с коллекционером, обещавшим принести ему полную подборку оцифрованных видеозаписей «мальчика, говорящего басом».
Утром, предупредив Дениса о том, что он задержится по «обстоятельствам, связанным со вчерашним делом», Шурик побежал к месту встречи. Опоздал, естественно. Когда он на всех парусах вылетел из метро Нарвская, бедняга-коллекционер уже, кажется, отчаялся.
— Я решил, что вы вообще не придёте, — озвучил он свои опасения, — даже подумал, что это розыгрыш. Скажите честно — зачем вам эти старые, замшелые передачи?
Шурик вздрогнул: неужели собеседник читает по его лицу, как по открытой книге?
— Брат просил. Вспомнить старые деньки, — неуверенно брякнул он.
— А чего он сам не приехал? Я бы ему рассказал какие-нибудь интересные истории об этих передачах.
— Брат на работе, это я сумел сбежать. А что за истории? Я с удовольствием их послушаю.
— А вам это интересно или вы из вежливости? — с подозрением спросил коллекционер.
— Да нет, какая там вежливость. Действительно любопытно стало, брат так интересно рассказывал.
— Правильно, вы же молодой совсем. Ничего не видели. И меня, наверное, не узнали.
Шурик в ужасе уставился на своего собеседника: ну точно, это был он самый. Александр Орехов, носитель желания, мальчик, говорящий басом, вундеркинд с бессмысленными способностями. И то верно — кто ещё будет хранить у себя дома оцифрованные видеопередачи с такой стариной?
— Я... молодо выгляжу, — пробормотал Шурик. — Но наверное, да, конечно. А меня тоже Александром зовут.
— Я вообще предпочитаю, чтобы меня называли Аликом, — предупредил вундеркинд.
— А я — чтобы меня Шуриком. Пойдёмте где-нибудь сядем?