Модельер
Шрифт:
— У меня тяжёлая болезнь на одной из последних стадий, и именно из-за неё я не переношу яркий свет. Кроме того, я наркоман уже более десяти лет. Последнее послужило причиной первому, и что-то из этого, очевидно, ответственно за второе. Как видите, я приспособился. Перешёл полностью на ночной образ жизни. Если вам неприятно, можете уйти. Думайте. А я пока пойду заварю чаю.
Когда он проходил мимо, Влад увидел, что руки его в районе локтевого сгиба все синие от уколов. С ногами творилось нечто похожее. Он переглянулся с Савелием. Сав пожал плечами и сказал:
— Это лучший мастер в Питере.
— Не лучший, — сказал Лев с кухни. Звон ложечки, доносящийся оттуда же, кажется, звучал громче голоса, но ребята всё прекрасно расслышали.
Сав понизил голос.
— Не лучший, но это тот, кто подскажет тебе, что тебе действительно нужно. Почему-то он всегда всё обо всех знает. Он нарисует тебе на коже твою изнанку.
Но Влада не нужно было ни в чём убеждать. Он во что бы то ни стало решил прояснить для себя природу этого необычного магнитного поля. Если, конечно, за него в ответе магниты.
Хозяин закончил священнодействовать и замельтешил, по одной перетаскивая и ставя на журнальный столик чашки. Чай пах креозотом и черносливом — самое странное, что Влад пил в жизни. Он задумался: ещё один довод в пользу магнитов. Ведь если они действительно в ответе за атмосферу, то на кухонную утварь включая, конечно, чай, воздействуют сильнее. Где ещё быть этим магнитам, как не на холодильнике?.. Сав вызвался помочь, но Лев строгим голосом усадил его на место. Хорёк деловито конфисковал со стола конфету и нырнул во влажную темноту под кроватью, оставив фантик блестящим комком валяться на полу.
— Вы не похожи на наркомана, — сказал Влад спустя десять минут. Рушить возводимые молчанием дворцы — не его стезя. Обычно он этими дворцами восхищается.
В этой квартире мало говорили. Даже Сав присмирел и уткнулся носом в чашку: единственными звуками, которые доносились с его стороны последние десять минут, было сосредоточенное хлюпанье. Лев, ни слова больше не говоря, принялся готовить рабочее место. Прежде всего, он вытер всё каким-то антисептиком и спровадил в стоящее здесь же ведро добрую дюжину бумажных салфеток.
— Да неужели? — сказал он.
Любимые инструменты в руках словно прогнали из позы Льва и его манеры говорить какую-то скованность. Хозяин восседал на своей энергетической паутине, словно паук.
— Я даже пакет с едой с трудом могу донести из магазина. Я уже почти не чувствую боли. В подъезде, бывает, пробираюсь по стеночке.
— Ваша квартира не похожа на квартиру наркомана. И ваша… энергетика тоже.
Лев улыбнулся. У него не хватало нескольких передних зубов.
— Я неплохо зарабатываю. На мои увлечения хватает. Квартира хорошо зарабатывающего наркомана вовсе не обязательно должна быть ночлежкой без мебели. А он сам — вовсе не обязательно зомби с протухшими глазами.
Он покосился на Влада, — как показалось, с некоторым лукавством.
— Странные увлечения, — чуть помедлив, сказал Влад.
— Кто будет первым?
Ребята переглянулись и Сав пожал плечами. Идея снимать перед татуировщиком штаны больше не казалась ему такой блестящей. Влад сказал:
— Я не знаю, что именно я хочу. И денег у меня немного. Я, наверное, просто посмотрю.
Лев посмотрел на них сквозь прозрачный пакетик из-под резиновых перчаток.
— Я мастер-нарокман с ВИЧ-инфекцией. А вы точно не лунатики? Садись ко мне поближе — вот ты.
Палец упёрся во Влада, вздёрнул его, зацепив за шкирку, над землёй и усадил на простой стул с широкой спинкой. Судя по потемневшей обивке, на нём истекло потом и кровью немало клиентов Льва.
Он не спеша распаковал упаковку игл, зарядил машинку. Одетые в резиновые перчатки руки покрылись крапинками чернил, когда Лев открыл краску.
— Я умираю, возвращение к здоровому образу жизни здесь уже ничего не изменит. Зато я чувствую, как с каждой секундой моей жизни остаётся всё меньше. У меня есть стимул работать постоянно, каждую секунду прорабатывать в голове новые эскизы и каждую свободную минуту брать в руки ручку. Мелкие неудобства вроде светобоязни всё это окупает. Я могу сказать тебе это же самое словами, которые до сих пор звучат у меня в голове, несмотря на то, что их сказал книжный человек. На книжной странице, точно. Они звучат так: «Настанет день, и тебе придётся решать, куда идти. И сразу надо идти туда, куда ты решил. Немедленно. Ты не имеешь права терять ни минуты. Тебе это нельзя.» Что из этого следует, как ты думаешь?
Голос его был ласков, руки — холодны, словно куски мёртвой плоти. Он взял левую руку Влада, повернул её ладонью вверх, холодный анестетик обжёг кожу сразу после локтевого сгиба. Влад лихорадочно вспоминал, говорил ли он Льву, где конкретно хочет делать татуировку, но движения мастера были столь решительны, что он бы в любом случае не посмел им воспрепятствовать.
— Всё, что ограничивает тебя в твоих возможностях и не мешает главному занятию, занятию всей жизни — твои друзья. Безногий писатель напишет гораздо больше, чем писатель, увлекающийся бегом, или просто имеющий возможность ходить по вечеринкам. Прежде всего — место. Здесь твоя татуировка будет постоянно попадаться тебе на глаза. Напоминать о деле. Она скажет тебе — «работай не покладая рук».
— Будет больно?
— Сначала всегда наносится эскиз. Эскиз — это не больно. Это гелевая ручка.
На столе лежала стопка бумаги, тонкой, будто пергамент. В желтоватом свете она казалось кожей, с которой только что рассталось какое-то земноводное. По верхнему листу Лев немедленно заводил ручкой, прижав его к остальным запястьем и Влад вытянул шею, пытаясь разгадать тайну ребуса из линий.
— Потом — форма. Что-то, что будет подстёгивать тебя к работе. Если в будущем люди научатся изменять свои тела, я надеюсь, эти изменения будут служить какой-то специализации. Надеюсь, что прежде всего они наметят себе цель. Все будет заточено под эту цель. Представь, что у тебя руки-молоты, которыми ты выбиваешь из скалы полезные ископаемые. Ты не можешь самостоятельно даже поднести ко рту кружку с чаем, зато в своём замке ты король.
— Я хочу себе швейную машинку.
— Ты не ремесленник.
— Я неплохой закройщик! — сказал Влад. Но взгляд Льва окунул его в холодную воду, остудив весь пыл.
— Любая автоматика — всего лишь субпродукт для производства конечных, штампованных продуктов. Всё, что автоматизировано, никуда не годится.
На бумаге, следуя за движением руки, проступали очертания океанского дна — такие, как если смотреть на них через толщу воды. Влад ничего не понимал.
— Ай, да ладно! — сказал Лев так, будто кто-то или что-то очень сильно не оправдал его надежд, смял бумагу в серый комок, который хотелось подцепить вилкой и немедленно отправить в рот. Влад забеспокоился: можно было загодя перекусить, или он правильно сделал, что упорно игнорировал последние три часа разболтавшийся живот? Когда-то он ходил с матерью на неприятные медицинские процедуры, перед которыми нельзя было есть, и поход к мастеру по татуировкам вызывал стойкие ассоциации. Вдруг скопившаяся во рту слюна или выделяющийся при виде похожего на фрикадельку комка бумаги желудочный сок как-то помешают процессу?