Мое открытие Москвы: Новеллы
Шрифт:
ДОМ ПАШКОВА. Гравюра конца XVIII века.
Изысканное по соразмерности частей, богатое по живописной отделке, изящное по силуэту здание, в сущности, просто. Постройка складывается из трех сооружений: главного здания, увенчанного беседкой-бельведером, и двух боковых пристроек, объединенных в единый ансамбль галереями. Резкие противоположности объемов - огромный шестигранник центрального здания и подчиненные ему сравнительно небольшие флигели, богатые по форме колоннады портиков, обрамление окон второго этажа, венки с крупными гирляндами, - все это придает зданию вид величавого,
ДОМ ПАШКОВА ДО ПОЖАРА МОСКВЫ 1812 ГОДА. Гравюра.
Дворец на холме гармонично сочетается с Боровицкими воротами Кремля. Зодчий смело вступил в соревнование с Пьетро Солари, строителем Боровицких ворот. Пашков дом и Боровицкие ворота красуются друг перед другом - две эпохи словно спорят между собой. Особенно любят москвичи холм весной, когда расцветает сирень и чудесное здание окружает лиловое облако, поднимающееся над нежной зеленью трав.
Со стороны Ваганьковского переулка (ныне ул. Маркса-Энгельса) устроен богатый въезд в усадьбу. Парадные ворота, украшенные ионическими колоннами, ведут к дворцовому фасаду дома, который здесь так же обильно украшен, как и уличный. Полюбуемся, друг читатель, львиными масками на воротах. Звери держат в пастях гирлянды, что также усиливает живописную выразительность.
Создав усадьбу в городе (их так любила Москва!), строитель естественно сочетал выразительность древнерусского зодчества с ясностью и уравновешенностью классической архитектуры. О любви к жизни повествует без малого двести лет ансамбль, ставший неотъемлемой частью Москвы.
В конце 30-х годов прошлого века дом был куплен казной для Московского университета. Сначала тут был дворянский пансион, затем разместились книги. Дом Пашкова стал Румянцевским музеем. Этот музей возник из коллекции Николая Петровича Румянцева, собиравшего древние рукописи, старопечатные книги, картины русских художников, восточную скульптуру, драгоценные камни, раковины и всякие диковины. После Октября коллекции вывезли, и с тех пор здесь находится главная библиотека страны, крупнейшее книгохранилище мира.
Немного о Василии Баженове, на чьих проектах воспитывалось не одно поколение русских архитекторов.
Сын дьячка, перевезенный в Москву, он воспитал художественный вкус на памятниках белокаменной. Жил в Париже и Риме и был избран членом нескольких итальянских академий. По возвращении на родину стал также российским академиком архитектуры. Приступил к обширнейшей перестройке Московского Кремля: решил его сделать единым памятником, подведенным «под одну крышу» с овальной площадью, украшенной колоннадами. При закладке самого обширного из когда-либо существовавших архитектурных ансамблей Василий Баженов говорил: «…Народы европейские, узрев восставший из недр земных Новый Кремль, объяты будут удивлением величавости и огромности оного и не увидят уже красоты своих собственных великолепностей…» Баженову не удалось осуществить проект, и о многом в связи с этим можно сегодня спорить. Но его архитектурные идеи произвели на современников неизгладимое впечатление.
Есть в Москве и другой уголок, хранящий память о Баженове. От дома Пашкова пройдем к Москве-реке по Каменному мосту на Большую Ордынку, где в конце XVIII столетия селилось богатое замоскворецкое купечество, стремившееся строить особняки, не уступающие по красоте дворянским домам на Пречистенке и Моховой. Здесь сохранились дом Долгова (дом № 21), построенный Баженовым, и церковь Всех Скорбящих Радость, в строительстве которой также принимал участие великий зодчий. Дом Долгова перестраивал в прошлом веке Осип Бове. Трапезная и трехэтажная колокольня возводились по рисунку Баженова. Но для того чтобы почувствовать гений Баженова, его народность и новаторство, надо посетить подмосковное село Царицыно, где разбросан огромный ансамбль незавершенных баженовских дворцовых строений. Двор-цово-парковый ансамбль Царицына возводился в семидесятых - восьмидесятых годах XVIII века и отличался исключительным декоративным богатством и красочностью, творческой переработкой на русской основе форм готики. До наших дней дошли, хотя и в незавершенном виде, такие сооружения, как Оперный дом, Хлебный дом, Кавалерские корпуса, мосты и т. д. Строительство было внезапно прервано
МОСТ ЧЕРЕЗ ОВРАГ В ЦАРИЦЫНЕ. XVIII ВЕК. Архитектор В. И. Баженов
Имя Матвея Казакова, удачливейшего строителя, зодчего и инженера-практика, неотделимо от архитектурного облика Москвы. Среди огромного современного города, Петровский замок на Ленинградском проспекте возникает как видение из сказок Шехерезады. Высокая каменная ограда, причудливые «мавританские башни», кружево белокаменных тесаных украшений на краснокирпичном фоне, роскошный дворец в глубине парадного двора - все заставляет вспомнить театральные декорации.
«ХЛЕБНЫЙ ДОМ» В ЦАРИЦЫНЕ. XVIII ВЕК. Архитектор В. И. Баженов.
Огромный дворцовый купол гармонически сочетается с шестью огромными башнями. Великолепно и величественно парадное крыльцо со столбами-кубышками, как в древнерусских храмах. Стрельчатые завершения окон напоминают о рыцарских замках…
Загадка Петровского дворца в том, что в этом сооружении Матвей Казаков сочетал в единое целое разнохарактерные стилевые приемы - псевдоготику, классику, древнерусские мотивы… Не случайно я вспомнил и о декорациях. Петровский подъездной дворец - отдаленное архитектурное «эхо» ходынского увеселительного строения, временного праздничного городка, где происходили народные гулянья.
Журнал «Русский архив» в прошлом веке напечатал письмо Екатерины II своему постоянному адресату в Париже барону Гримму, в котором сообщала о том, как весной 1775 года Москва готовилась отметить победоносный мир с Турцией:
«Был составлен проект празднеств, и все одно и то же, как всегда: храм Януса, да храм Бахуса, храм еще… Я рассердилась на все эти проекты и вот в одно прекрасное утро приказала позвать Баженова, моего архитектора, и сказала ему: «Любезный Баженов, за три версты от города есть луг; представьте, что этот луг - Черное море и что из города две дороги; ну вот, одна из сих дорог будет Танаис (Дон), а другая - Борисфен (Днепр); на устье первого вы построите столовую и назовете Азовом; на устье второго - театр и назовете Кинбурном. Из песку сделаете Крымский полуостров, поместите тут Керчь и Еникалё, которые будут служить бальными залами. Налево от Танаиса будет буфет с вином и угощением для народа; против Крыма устроится иллюминация, которая будет изображать радость обоих государств о заключении мира; по ту сторону Дуная пущен будет фейерверк, а на месте, имеющем изображать Черное море, будут разбросаны лодки и корабли, которые вы иллюминируете; по берегам рек, которые в то же время и дороги, будут расположены виды, мельницы, деревья, иллюминированные дома, и, таким образом, у нас выйдет праздник без вычур, но, может статься, гораздо лучше многих других».
Письмо, несомненно, отмечено авторским тщеславием, но передает атмосферу, в которой родился проект торжеств, связанных с утверждением России на берегах Черного моря, - это было важным и долгожданным историческим событием.
Строения-декорации воздвигал Василий Баженов, помогал ему Матвей Казаков. Среди трав Ходынского луга появились изображения городов, отвоеванных на морском берегу. Особенно выразительно выглядели макеты, изображавшие Кинбурн, Керчь, Азов, Таганрог. Театральные ложи, из которых зрители смотрели на веселящихся москвичей, на игры, сражения, были сооружены в виде кораблей со множеством мачт. В глаза бросались возведенные тут и там башни, шпили, крепостные стены, пирамиды, мосты-переходы, ворота-арки… Подмосковный луг превратился в сказочное царство. Когда стемнело, начали палить пушки, и в предвечернее небо взлетели разноцветные огни - зрелище стало и вовсе незабываемым. Позднее торжество изображалось на народных картинках.