Моё пост-имаго
Шрифт:
– Хм.
– Гм.
Бэнкс и Хоппер оба задумались. Слишком это все звучало гладко, слишком походило на правду… но они ведь любили, когда все просто – кому вообще нужны лишние сложности?! Шнырр Шнорринг, глядя на них, уже начал потирать руки.
– Не спеши слюни пускать, Шнырр,- сказал Бэнкс, заметив неосторожную улыбочку доносчика.- Ты еще не заработал свои денежки.
– Но я… это… как же?!
– Еще проверить нужно, что ты там навынюхивал.
– Ндаа, а то знаем мы таких.
– Оскорбляете?!- возопил Шнырр.- Да я! Столько лет! Верой и
– Верой и правдой, говоришь?- прищурился Бэнкс.- Был у нас тут когда-то такой, который верой и правдой. А потом сочинять начал. Помнишь своего предшественника, Шнырр? Помнишь, что с ним стало, когда он решил подзаработать сверх положенного?
Шнырр помнил. Он прекрасно помнил. И поэтому его лицо непроизвольно передернулось. Скажем так, свое место личного осведомителя у господ Хоппера и Бэнкса он получил не просто так. Прошли годы, а мозоли на его руках, натертые удавкой, до сих пор не зажили, при этом ноздри доносчика с торчащими из них лохматыми волосами словно бы и сейчас ощущали запах раскаленного воска, заливаемого в горло предыдущего доверенного лица вокзальных констеблей.
– А когда я смогу получить свою плату?- Шнырр неуверенно поежился.- Я столько накаблучил по всему городу… и мои сведения… по такому-то делу! Это ведь важное дело, я прав, господа хорошие?
Хоппер уже было согласно кивнул, но Бэнкс его опередил:
– Это просто одно из текущих дел,- равнодушно заявил он.- Сильно губы-то не раскатывай, Шнырр. Есть еще что доложить?
– Нет, сэр. Так когда я…
– Как оформим арест твоего Келпи, так и тебя осчастливим. А теперь свободен.
– Да, сэр. Доброй вам ночи.
Шнырр попятился и, через шаг подобострастно приподнимая котелок, поспешил удалиться, пока не вызвал гнев господ полицейских. Он прошел через зал, где уже почти все констебли спали в обнимку со своими кружками – храпели, завалившись на столы, напоследок еще раз кивнул и был таков.
– Что думаешь?- спросил Бэнкс, когда доносчик исчез в неприметной дверке сбоку от лестницы.
– Предположу, что этот малый заметно ускорил процедуру.
– Ты прав.
– Что будем делать? Подождем, как закончится шквал, и тут же нагрянем в эту ГНУМП?
– ГНОПМ, вернее.- Бэнкс выглядел довольнее кота, упившегося ворованным молоком.- Разумеется, первым делом туда. Сцапаем бабочника, а уж бабочник приведет нас и к самой бабочке.
– А эти болваны,- продолжил Хоппер,- саквояжный докторишка и мелкий его приспешник, останутся с носом. Давай, что ли, выпьем за хорошо проделанную работу!
– Ну, за такое я ж всегда согласен.
Но радость констеблей была недолгой: оба с грустью и тоской обнаружили, что в почти пустых кружках плескалось что-то лишь на дне, да и то эта гадость давно уже выдохлась.
И тут, будто специально по заказу, словно у мистера Брекенрида был день рождения и он вдруг решил облагодетельствовать всех кругом, перед их столиком возник незнакомый мальчишка с зализанными назад волосами и узким лицом. Мальчишка этот появился столь внезапно, будто вылез из-под соседнего стола – к слову, Хопперу показалось,
Всем своим видом паренек походил на юного родственника одного из коллег-полицейских. Рукава рубашки закатаны до локтей, взгляд дерзкий, воротник небрежно расстегнут, галстука нет. Мальчишка выглядел так, словно только что дрался в одном из углов паба и лично победил целую стаю здоровенных крыс. Подобная дерзость лично Бэнксу импонировала, и он тут же пожалел, что это не его личный сын или на худой конец племянник.
– Это еще что значит?- тем не менее, сурово спросил толстый констебль, кивая на кружки в руках у мальчишки.
– Счастливая случайность?- добавил Хоппер и сглотнул – его горло уже преждевременно ощущало, как по нему течет эта чарующая синеватая жидкость.
– Нет, это вам, господа констебли,- сказал мальчишка.- С почтением от моего дядюшки, мистера Уилсона.
– Что еще, дери его, за Уилсон?- хмуро спросил Хоппер.
– Он констебль, сэр.
– Ясно, что не портовая девка, раз ты здесь,- усмехнулся Бэнкс.
– Мой дядюшка передает, что это уплата долга.
– Постой-ка, это Уилсон с угла Роузвуд и Паркс?- догадался Хоппер.
– Нет,- вставил Бэнкс и многозначительно поглядел на напарника.- Это Уилсон с Семафорной площади. Это тот долг, помнишь?
– А. Тот долг.
Мальчишка быстро согласно закивал.
– Ну что ж, это неплохое начало.- Констебли взялись за кружки.- Но передай дядюшке, что парой пинт он не отделается.
– Передам, сэр.
– Еще передашь дядюшке наше почтение. А теперь сгинь отсюда.
– Передам, сэр. Слушаюсь, сэр.
После этого мальчишка ретировался, прошмыгнул меж столов и опустился на пустующий стул в дальнем углу зала второго этажа. Спящие кругом констебли не обращали на него внимания, а те двое, которым он доставил эль, о нем уже и думать забыли. Они решили как следует отметить прорыв в деле: кружки застучали друг о друга, эль захлюпал, перетекая в жадные глотки.
Настроение констеблей улучшалось с каждым глотком, но при этом сами они становились все более вялыми и сонными, а мальчишка, глядя на них, нервно и нетерпеливо теребил в кармане стеклянный пузырек некоего снадобья.
В какой-то момент толстяк Бэнкс отметил, что Хоппер уже вовсю храпит, спрятал лежавшие перед ним на столе револьверы и отправился догонять напарника в стране снов. Буквально через пару мгновений он уже протяжно и с присвистом храпел.
Что касается коварного мальчишки, то он еще какое-то время выждал, после чего поднялся со своего стула, прошел через зал и подкрался к спящим вокзальным констеблям. Огляделся. Убедившись, что никто не смотрит, он, затаив дыхание, засунул тоненькую кисть в карман мундира толстяка. Нащупав там конверт, он его осторожно потянул и с ловкостью опытного воришки извлек на свет.