Мое сердце между строк
Шрифт:
— Я надеялся, ты смог бы кое-что нарисовать для меня. Один подарок.
— Подарок?
— Да, для моей подруги. Очень особенной подруги.
Лицо Раскуллио озаряется. — Тогда я тот самый, я как раз работаю над исследованием жука...
— Я думал немного о другом, — перебиваю я. — Это должно быть что-то романтическое.
Он потирает подбородок. — Посмотрим... — Раскуллио вытаскивает три полотна с изображением лица Серафимы из стопки у стены. — Можешь выбирать.
— Это вещь... она не для Серафимы.
Губы
— Ах. прекрати Раскуллио. Ты же знаешь, что мы с Серафимой никогда особо не подходили друг другу.
— И кто же эта счастливица? — спрашивает он.
— Ты ее не знаешь.
Он смеется. — Ну, учитывая то, как обозрим наш мир, это крайне маловероятно.
— Слушай,— говорю я. — Просто сделай мне это одолжение и тогда я сделаю для тебя все, что захочешь.
— Все? Он искоса поглядывает на меня.
Я медлю. — Ну конечно.
— Ты не мог бы мне... что-нибудь спеть?
Честно говоря, петь я умею примерно так же хорошо, как и рисовать. Но все-таки я киваю. Раскуллио разворачивается, убирает с дороги несколько полотен и начинает напевать мелодию, играя на древнем рояле.
Я прислушиваюсь к первым нотам. — Тебе это знакомо? — спрашивает он, преисполненный надежды.
— Да,— oоткашлявшись, я начинаю петь:
— For he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow … that nobody can deny.*
(*Bobby Vinton — For He's A Jolly Good Fellow)
Когда я умолкаю и поднимаю взгляд, то вижу Раскуллио, вытирающего слезы. — Это было чудесно,— говорит он, сопя.
— Эмм... спасибо.
Он отваливается.— Это не просто быть злодеем, знаешь ли.
Он осматривается еще раз, затем возвращает мне свое внимание.
— Итак, — говорит Раскуллио. — Собственная картина?
— Да, — начинаю я. — Она болжна быть нарисована на магическом холсте. На том, на котором ты оживил бабочку.
Взгляд Раскуллио потемнел. — Ты хоть понимаешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы так идеально изобразить мое убежище?
Мне очень жаль, Оливер, я просто не могу...
— Конечно, ты можешь. Так как, как только начнется история, полотно станет снова, таким как прежде, с прежним изображением.
Я наблюдаю за ним, пока он обрабатывает эту информацию. — Это верно, — добааляет Раскуллио.
— Мне нужна комната, в которой стоит кровать.
Спальня, — объясняю я ему.
— В большинстве случаях, если стоит кровать...
— И она должна быть очень... девчачьей. Стены должны быть розовыми.
Раскуллио берет кисточку и смешивает два цвета. — Вероятно, вот так? — Спрашивает
Да! — говорю я, указываю в угол полотна. — Вот здесь стоит зеркало. Нет, дерево чуть светлее, и оно стоит на комоде. Ты можешь его переделать, нужно пять ящиков, а не четыре.
Это трудно объяснить Раскуллио, как ему наполнить комнату предметами, которые он никогда в жизни не видел. Когда он даже не знает таких вещей ( плафон, радио— будильник), я рисую грубый эскиз этого предмета палкой на грязном полу пещеры.
— А на кровати лежит книга, — продолжаю я. — Она красная с золотыми буквами на ребре. «Мое сердце между строк» написано на ней.
Он поднимает брови. — Точно также... как наша история?
— Хм, да. Мне показалось, это было бы красивой деталью, — нет смысла объяснять ему, почему книга непременно должна быть там. Я продолжаю со своими указаниями и исправляю,
если нужно: нет, магнит в форме сапога, а не круглый. И постельное белье скорее более розовое чем пастель-фиолетовый.
Когда Раскуллио наконец закончил, я осматриваю холст и вижу точное отображение комнаты Делайлы перед собой. — Ну как? — хочет он знать.
— Идеально, — бормочу я. — Это абсолютно идеально.
Теперь наступила самая трудная часть. Делайле и мне было ясно, что Раскуллио ни в коем случае не должен видеть, как я буду рисовать себя на холсте.
Риск слишком большой, что, если я доверю ему мой план, а он попытается помешать мне? Или расскажет Фрампу или еще кому-нибудь, что я пытаюсь покинуть историю?
Возможно, я мог бы прибегнуть к хитрости, чтобы изобразить на холсте себя как часть подарка, но, если он все поймет в середине процесса, я застряну наполовину в мире Делайлы и в своем мире? Я, конечно не такой уж и хороший художник, но на не остается ничего другого.
Вместе с Делайлой мы составили план, при помощи чего-то, что называется Google и при помощи которого можно найти редкие виды бабочек.
Если я буду придерживаться нашего замысла, Раскуллио оставит меня одного, по крайней мере Делайла уверена, и, надеюсь, достаточно надолго, чтобы я смог схватить кисть и нарисовать себя на холсте.
— Такого просто не может быть, — кричу я и поворачиваю голову в сторону дырки в стене пещеры. — Ты видел это?
— Что именно?
— ах, наверное, ничего. Просто бабочка.
— Бабочка? — глаза Раскуллио становятся огромными. — Как именно она выглядела?
— Маленькая, цвета голубого неба... с черными и белыми ободками на крыльях?
Он делает шаг в сторону отверстия. — Торфянка? Но они якобы все вымерли! — медлит Раскуллио. — Это не была серебряная голубянка, или?