Могильщик. Цена покоя
Шрифт:
— Да я тебе ебальник вскрою, деревенщина, — наконец выдавил из себя рослый, задыхаясь уже от неподдельного гнева.
— Вот это другой разговор, — кивнул матриархист и тоже вышел из-за стола. — Здесь или на улице?
— На улице.
— Судьи на дуэль нужны?
— Ты никто, чтобы я вызывал тебя на дуэль!
— Тогда приглашаю зрителей, — фыркнул жрец Матери и хрустнул кулаками. — Нечасто деревенщины лупят благородных жрецов Единого.
Это стало последней каплей.
— Да ты потешаться надо мной ещё смеешь? — взревел здоровяк и бросился на обидчика.
Определённо, его учили драться, в том числе и на кулаках. Но драка была проиграна в тот же момент, что и словесная перепалка. Рослый летел на обидчика, как бык, и, как бык, в порыве ярости врезавшийся в стену, врезался подбородком в кулак жреца Матери и рухнул на пол. Матриархист же невозмутимо вернулся к себе за стол.
— Не убил? — мрачно спросил спутник рослого, поднимаясь из-за стола и приближаясь к поверженному, который не подавал никаких признаков жизни.
— Нет. Но челюсть, кажется, сломал.
— Может, он хоть какое-то время будет помалкивать? — проворчал пухлый, усаживаясь за стол с обидчиком своего спутника. — За последнюю неделю раза четыре за меч хватался, я его едва сдерживал. Хоть кто-то решился ему зубы пообломать. За это и, конечно же, за оскорбление, которое нанёс этот идиот Матери, а значит, и Единому, я угощу вас его ужином. И его выпивкой.
Матриархист, ухмыляясь, кивнул:
— Приятно пообщаться с умным человеком. Пусть даже твои верования не совпадают с моими.
Жрец Единого пожал плечами.
— Каждому своё. Но от бесплатной еды и выпивки ведь не откажется ни один жрец?
— Вот тут ты прав.
Служанка, вышедшая из кухни с подносом, быстро глянула на валяющегося на полу здоровяка, фыркнула и водрузила поднос на стол к мирно болтающим жрецам.
— Деньги, надеюсь, у тебя? — спросила она у толстого.
Тот в ответ благодушно улыбнулся и вытащил из кошелька серебряник.
— Еще кувшин вина, красавица.
— Как хочешь, папаша. Только вот этого с прохода уберите, уж будьте так добры. И дня не было, Халз, чтобы ты пьяный не набил здесь кому-нибудь морду.
— Он сам напросился, — развёл руками жрец Матери.
— Слышала я, слышала, — фыркнула служанка и, забрав монету, ушла на кухню.
Толстяк и Халз стукнулись кружками с грогом и припали к ним, не торопясь выполнять просьбу служанки. Пожилой матриархист допил своё вино и принялся клевать носом.
— А что за история с этими двумя пропавшими жрецами? — спросил Халз, утирая рот ладонью.
— Не очень хорошая история, — вздохнул толстяк. — Двое жрецов отправились проповедовать на юг и пропали. Никто не может найти. И теперь с проповедниками отряжают в дорогу вот таких, — он презрительно мотнул головой в сторону лежащего, — молодых да с мечами. Для безопасности, как они говорят. Не знаю, кому-то, может, и повезло, но я с этим задирой натерпелся. Что ни место, всё пытается затеять драку. И не дай Единый, если кого рядом вооружённого увидит, всё, сразу нужно подраться.
— И что же, неужто он первый раз в морду получил?
Толстяк поморщился.
— Здоровый он. И меч у него, как говорят, хороший. Никто не решался. А его от этого ещё сильней несёт. — На его губы выползла слабая усмешка. — Ты так бить научился явно не в те дни, когда по зову своей богини ухаживал за больными старухами и вдовами?
— Бурная молодость, — оскалился Халз. — И уж поверь, никто так не помогает вдовам, как я. Ты ведь тоже не в дороге такое пузо отъел?
— Нет, — вздохнул жрец Единого, — но из Ариланты пришло письмо, в котором вызывали всех, кто может, проповедовать против проклятых могильщиков. Вот меня в числе прочих и отправили.
— А против могильщиков нужно проповедовать? Их и так все терпеть не могут, вот хоть я.
Толстяк, который уже приложился к кружке, отмахнулся свободной рукой.
— Кто знает, кому они насолили, — проворчал он, напившись, — но письмо пришло, а с ним распоряжение выделить деньги на поход. Из Ариланты ни монеты лишней не прислали, только и знают, как что требовать, а помочь так нет, крутитесь сами.
— Обычно мы им деньги засылаем, а не они нам, — хмыкнул Халз. — Так у всех.
— Вот видишь, матриархист, у нас с тобой много общего. Предлагаю за это выпить.
Что-то ткнуло Греста в бок, и вор, который сидел ни жив, ни мёртв, вздрогнул от неожиданности.
— На пару слов, — сказал Велион, и в его голосе не слышалось ничего хорошего.
Они вышли на улицу. Дул паршивый холодный ветер, приносящий редкие снежинки, но до настоящего снегопада было ещё далеко. Велион направился в сторону выгребной ямы, и Грест поплёлся за ним. Едва они дошли, могильщик резко развернулся, схватил вора за грудки и встряхнул.
— Если ты, паскуда, ещё раз попробуешь выкинуть подобный фокус, — шипел Велион в лицо помертвервшему Гресту, — дальше пойдёшь один. Понял меня?
— Понял…
— Запомни то, что я тебе говорил, потому что больше я тебе это повторять не буду. Некоторые захотят тебя убить только за то, что ты могильщик. Не нужно создавать лишних проблем. Понял?
— П… понял…
— Надеюсь на это, — процедил могильщик и отпустил его.
Грест остался стоять на холодном ветру. На миг ему показалось, будто он и сам не прочь убить себя за то, чем занимается. Но монеты, которые лежали на дне его кармана, сразу притупили это чувство.
В конце концов, он же никого не убил. И даже не ограбил. По крайней мере, никого живого. И ограбленный не захочет сдать его ближайшему стражнику. Мертвецу не нужны те монеты, которые он забрал. Ни монеты, ни собранный хлам, что выкупил у него тот антиквар.
И всё равно было ему страшно.
***
Глейи что-то шептала ему на ухо. Её руки шарили по его груди, а он схватил её за упругий зад. Служанка оторвала губы от его уха и ловко вывернулась из неуклюжих пьяных объятий. Могильщик схватил её за талию, подтолкнул к кровати, усадил, задрал юбку.
— Стой, стой. Весь вечер никуда не торопился, а теперь что?
Она привстала с кровати и через голову сняла платье. У неё была прекрасная полная грудь и широкие бёдра. Велион многое отдал бы, чтобы переспать с такой женщиной…