Могильщик. Цена покоя
Шрифт:
— Просто сумасшедший, Вели, не обращай внимания.
Аргамер отнял руки от околицы и повернулся к сыну.
— Послушай, принеси мне мой лук, который лежит под кроватью. И три стрелы, хорошо?
Вели испуганно посмотрел на него. Мужчина ободряюще улыбнулся ему и сказал:
— Я же старый вояка, сын. Просто нужно проследить, чтобы он никому не причинил вреда, понятно?
Сын кивнул и побежал в дом. Аргамер стянул рукавицы, размял пальцы и, хромая, вышел за ворота. Сумасшедший совершенно явно уходил прочь, но не дай боги кто-нибудь из подростков или баб как раз возвращается откуда-нибудь из гостей
Вернулся сын, протянул бывшему наёмнику лук со спущенной тетивой и стрелы.
— Стрелы я возьму потом, — улыбнулся Аргамер, забирая лук.
Лук был отличный, многосоставной, с рожками, гнущимися вперёд, когда тетива спущена. Последнее напоминание о прошлой жизни, если не считать татуировок да правой ноги, которая ниже середины голени деревянная. Аргамер с усилием — надо признать, слишком большим — натянул тетиву и забрал у сына стрелы.
— Я провожу его на полмили и вернусь. А ты иди домой.
— Я без тебя буду ужинать, если будешь долго ходить, — сказал сын, набычившись. Он боялся и переживал, но пытался выдать эти чувства за злость. Растёт.
— Хорошо.
Аргамер наложил стрелу на тетиву и зашагал за сумасшедшим. По снегу с такой ногой идти было особенно паршиво, зато он заглушал постукивание деревянной ноги о плиты старого тракта. Бывший наёмник без труда держался позади бродяги в сотне шагов. Сумасшедший всё брёл и брёл, не оборачиваясь и не останавливаясь, и Аргамер уже собирался повернуть назад, когда бродяга резко остановился, а через миг тяжело сел в снег.
Аргамер тоже остановился и непроизвольно натянул тетиву, беря мужчину на прицел. «Умер?» — промелькнуло у него в голове, но бродяга вовсе не умер.
— Домой, — сказал сумасшедший так громко, что услышал даже бывший наёмник, хотя до того бродяга говорил вполголоса. — Я хочу домой. Сегодня четырнадцатое ноября, солнце уже зашло, осталось всего пара часов. Заберите меня уже к ёбаной человеческой матери отсюда.
Аргамер опустил лук. Происходило что-то странное. Что-то…
Потустороннее.
По снегу бежал волк. Молодой сильный самец, с шерстью, которая наверняка лоснилась бы на свету. Обычно волки подходили к селу так близко только в самое голодное время, суровой зимой, когда даже запах дыма и человека заглушался чувством голода. Тогда отощавшие хищники пытались задрать пса или пролезть в коровник. Но сейчас только середина ноября, и самец вовсе не выглядел голодающим.
Волк бежал к сумасшедшему. Аргамер вновь поднял лук. Кого бы ни мог напугать этот чокнутый, человеческая жизнь, даже такая, всегда дороже волчьей. Да и шкура всегда пригодится. А если зима будет долгой и голодной, не пропадёт и мясо.
Но то давящее ощущение в воздухе заставило бывшего наёмника вновь опустить лук. Его колени задрожали, руки начала бить дрожь, словно он весь день пропахал в поле. На глаза как будто набежали слёзы, хотя никаких слёз не было и в помине — это как будто бы сам воздух стал мутным.
Волк вплотную подбежал к бродяге и остановился, повесив голову.
— Наконец-то, — буквально прорычал человек и положил руку волку на лоб.
А потом…
Витающий в воздухе снег стал алым от крови, облаком мелких капель нависшей над человеком и животным. Поалевшая шерсть волка встала дыбом, он ощерил клыки, но даже не пытался укусить сумасшедшего. А тот подался вперёд, хватая волка в охапку, и положил голову ему на холку. Кровь, вытекающая, должно быть, из ран на лице и ладонях сумасшедшего, тонкими щупальцами поднялась над ними и закружилась, вбирая в себя волчью….
… Утром они с мужиками нашли мумифицированное тело мужчины, который на первый взгляд пролежал здесь не меньше пары недель. Мертвец обнимал тощего облезлого волка, словно жену.
И на тридцать шагов от них под свежевыпавшим снегом можно было увидеть слой кровяного льда в мизинец толщиной.
Голова встал у самого края площадки, покрытой красным льдом, как следует всё осмотрел, выругался и повернулся к ним.
— Сперва сожжём всё здесь. А потом позовём жрецов, чтобы изгнали злых духов.
Мужики закивали, и лишь Аргамер, не спавший всю ночь, был несогласен с головой.
Он сбежал — ухромал, не оборачиваясь, — как только кровяные щупальца начали окутывать того, кого он принял за человека, и волка. И пусть он не слышал демонического хохота или ведьминских заклинаний, лишь собственное хриплое дыхание и звук шагов, бывший наёмник был уверен: если ЭТО решит поселиться здесь, никакие жрецы не помогут.
К счастью, после проведённых ритуалов оно покинуло эти места, как и обещали жрецы. Не было ни голода, ни необычных болезней, ни падежа скота. Дети не пропадали из своих кроватей, а женщины не рожали уродов. Была самая обычная зима. Лишь кошмары мучали Аргамера до самого Йоля, но и они прошли.
***
Заразу принёс холодный западный ветер. Принёс и затих, словно решив оставить проклятые миазмы здесь, в окрестностях Нового Бергатта.
Нет, позже Валлай слышал о случаях заражения, что происходили на востоке и юге, но они были редки, и в тех краях болезнь почти никто не заметил. Но здесь, на западе, хворь косила всех подряд.
Начиналось всё с холодного пота, который пробирал всех без исключения заболевших. Бледные люди с мокрыми лицами начали сновать по Новому Бергатту в начале декабря, и поначалу никто не обращал на них внимания: других симптомов вроде лихорадки или хотя бы жара не наблюдалось. Люди жаловались лишь на лёгкую слабость да проклятый пот, превращавший их постели к утру в настоящие липкие болота. Знахарки, травницы и жрецы лишь советовали простудившимся пить больше воды и пореже выходить из дома — в промокшей от пота одежде несложно было подхватить простуду посерьёзней. Да и не так много было заболевших, может, каждый двадцатый или тридцатый. Это не шло ни в какое сравнение с эпидемией малярии, бушевавшей в Коросском королевстве пять лет назад.
Потом у заболевших начали краснеть глаза, но тревогу по-прежнему никто не бил. Что за беда от полопавшихся сосудов в глазах? Но вскоре заболевшие начали сетовать на куда большую слабость. А дней через десять после появления первых больных к жрецам Единого пришёл старик, жалующийся на кровь в моче. Бледный и отощавший, обливающийся потом, он смотрел на жрецов своими практически алыми глазами и просил хоть какой-то помощи — те средства, что дала ему знакомая знахарка, не помогли. Жрецы провели молитву и отпустили его, благословив.