Могильщик. Цена покоя
Шрифт:
— Где Настоятель? — спросил Валлай жреца.
— У себя. Проводить?
— Я знаю, где это.
Наёмный убийца миновал ряды больных, вышел в едва освещённый дугообразный коридор. Те служители Единого, что не ухаживали за больными, сидели по кельям. Вероятно, пытались хоть как-то отдохнуть и отоспаться перед своей очередью. Дверь Настоятеля тоже была закрыта, и Валлай постучал в неё трижды.
— Заходи, — раздался приглушённый голос.
Настоятель сидел на лежаке, забравшись на него с ногами, как ребёнок, и читал толстую книгу, автор которой поленился —
— Есть новости? — напряжённо спросил жрец.
Валлай пересказал всё, что узнал от Ингура. Когда он закончил рассказ, Настоятель грязно выругался и зашвырнул книгу в угол.
— Это худшее, что можно было бы предположить, — сказал он после долгой паузы.
Настоятель не продолжал, и потому Валлай рискнул задать вопрос:
— Что это такое — «Гнев Низвергнутого»?
— Значит, кое-какие вещи тебя всё-таки интересуют? — фыркнул жрец. — Это заклинание, которое убивает всех не-магов. Всех. Во время Великой Войны им был уничтожен Бергатт, и остатки капитула чародеев едва остановили заклинание, заперев его на вершине Полой горы. Предполагалось, что этот туман плещется внутри горы от края до края, и предположения эти были не беспочвенны — ни один из ушедших на Полую гору могильщиков не вернулся назад. Но у этого черноволосого, видимо, был Дар.
— И утечка произошла из-за него?
— Ты сам знаешь, он ушёл оттуда несколько месяцев назад, а та утечка, если верить Ингуру, случилась всего пятнадцать дней тому. Хотя, кто знает, что он мог там наделать?
Валлай сжал кулаки. Во времена обучения ему всегда говорили: “В деле не должно быть ничего личного”. Но всё-таки когда личный и денежный интерес сходится, работать намного веселее. С другой стороны, у него появилось желание не найти и привести могильщика, а найти и убить.
— Это как-то лечится? Или расколдовывается?
— Нет, — печально покачал головой Настоятель. — Заклинание никак не снять. Если человека накрыло, всё, ему конец. «Гнев» проникает в кровь, внутренние органы, в кожу, во всё тело. А потом оно просто разваливается на куски: сходит кожа, выпадают глаза, вытекает кровь, разлагаются кишки. Правда, обитатели старого Бергатта умирали за несколько минут… Думаю, всё дело в том, что заклинание рассеялось по большой площади и утратило силу. И, быть может, есть шанс, что кто-то выживет… — Жрец замолчал и тоскливо уставился на светильник.
— Но ты сомневаешься?
— Да, я сомневаюсь.
— И что будешь делать?
Настоятель печально посмотрел на Валлая.
— Пытаться давать умирающим хоть толику надежды. И в меру своих сил облегчать им муки смерти. Что же ещё остаётся? А ты уходи, пока не заболел, я освобождаю тебя от контракта.
— Нет, теперь я точно не уйду, пока не найду могильщика, — покачал головой Валлай. — Во мне, как и во всех, кто оказался в Храме на Гнилых болотах, есть толика магии Костлявой.
— Во мне тоже есть Дар, — вздохнул Настоятель, — но этот тот случай, когда мне стыдно за это. Ладно. Мы будем бороться. А ты,
Рубака вышел, не прощаясь, и плотно закрыл дверь.
Обычно Валлай ночевал в «Приречной постели» — самой дорогой таверне в городе, которая по совместительству была единственным борделем, но сегодня ему не хотелось туда. В таверне он как следует поел, выпил, взял хлеба, сыра и мяса на завтрак и пошёл к ней. К Лине.
В общем-то, Лине и была основной причиной, по которой он не пустился во все тяжкие в свободное время. Она была молодой шлюхой, бывшей служанкой Шёлка, но Валлай и не рассчитывал строить здесь долгие и серьёзные отношения. Но вот как-то так… встречу за встречей… привязался к ней. А она сразу завязала с работой. И уже месяц они то ли жили вместе, то ли нет.
Лине жила в небольшой каморке на втором этаже доходного дома в паре улиц от «Постели». Когда Валлай вошёл, она уже спала. Рубака положил еду на стол, снял тёплую одежду и только потом, холодея внутри, приблизился к постели и положил руку на лоб Лине.
Лоб был сухой.
Валлай перевёл дух, разделся и лёг в кровать. Лине, что-то пробормотав, повернулась к нему и уткнулась лицом в грудь.
«Если она тоже заболеет… И если я найду того могильщика… до заказчика живым он точно не доберётся», — подумалось Валлаю перед сном.
Глава девятая. Поместье скелетов
Призраки преследовали Велиона все четыре дня до выхода на могильник. К слову, всё же они начали появляться реже — по пять-шесть раз на дню, не чаще. Да и образы потихоньку тускнели, будто выветривались из его головы вместе с воспоминаниями об Импе и Элаги. Тускнели, но всё же никуда не уходили. Зато у него часто начало появляться ощущение, будто бы он видит что-то краем глаза. Конечно же, стоило повернуть голову, как морок пропадал.
Но, пожалуй, хуже всего было отсутствие выпивки и последовавшее за первым трезвым днём зверское похмелье. Первые два дня кусок вообще не лез ему в горло, несмотря на сильный голод. На третий могильщику удалось более или менее поесть, но потом около часа он вынужден был бороться с сильнейшими приступами тошноты. Впрочем, поужинал он уже нормально. И почти всё время все его мысли вертелись вокруг одного и того же факта: если приложится к бутылке, потускневшие образы гибели Элаги и расправы над магами станут ещё более тусклыми и незаметными.
Но могильщик держался.
Хотелось взглянуть на себя в зеркало. Велион и так понимал, что он сильно похудел, но всё равно ему хотелось увидеть себя. Понять, что он с собой сделал. Взглянуть на этого человека с тощими, как ветки, руками и впалым животом, словно не на себя, а на чужого. Он не был самим собой всё это время, почти два месяца, превратился в какую-то развалину, вздрагивающую от любого шороха. В человека, который боялся открывать глаза по утрам.
В конце концов, в того, кто хотел бы заснуть и не открыть глаза уже никогда.