Могильщик. Трое отвергнутых
Шрифт:
– Зверя как будто нет, - проговорил Хасл.
– Может, спустимся? Или будем стоять здесь всю ночь?
– Я предлагаю выставить стражу, а остальным лечь спать, - предложил кто-то из каменщиков.
– Под дождём?
– фыркнул кто-то в ответ.
– Вас-то только на стражу ставить, - добавил Эрли.
– Да не сунется же он против одиннадцати...
– ... он же не человек...
– ... да хрен с ними с хуторянами, я бы подождал, пока всех мужиков поубивают, а сам пошёл бы к бабам...
– Да, бабы там сочные, а мужики все - говно...
– ... в жопу Викле, пусть сам ловит...
– ... трахнул бы раз пять подряд...
Хасл всматривался в поле,
– Чужак у фермы. Я чувствую его.
– С чего ты это взял?
– резко спросил его кто-то, Хасл даже не понял - кто.
– Он копает яму для своего товарища. А Зверь сегодня спит. Мы можем оставить пару часовых здесь, пока остальные идут на охоту.
– Парень, ты меня пугаешь, - сказал Эзмел, хватая Хасла за плечи и разворачивая к себе.
– Ты, часом, не на ходу уснул?
– Мне можно доверять, - ответил молодой охотник, заглядывая своими глазами-стебельками в глаза старого рыбака.
– Я чувствую чужака. И пока это продолжается, нам лучше не терять времени.
– Он улыбнулся, и пшеница у тропы зашевелилась, хотя никакого ветра не было.
Эзмел отшатнулся от Хасла, на его лице проступил благоговейный ужас.
– Ты получил-таки награду от Друга, - полу-утвердительным тоном произнёс он.
– Я только сейчас осознал это до конца. Пошли, убьём чудовище, пока оно не поубивало нас: я чую в нём злобу. Злобу и желание отомстить.
– Теперь ты командуешь, - сказал Эзмел.
– Эрли и Жерев сторожат тропу, остальные идут за мной.
Они спустились на поле, и Хасл шёл первым, указывая направление. Каменщиков он отправил правее, чтобы они шли по краю болота. Остальные пошли напрямую к ферме - в поле чужаку не скрыться, а к Серому зверю даже он не сунется.
Когда их ноги соприкоснулись со стеблями пшеницы, Хасла невольно передёрнуло. Ощущение было таким, будто кто-то втыкает ему в пятки иглы. Каждый смятый и сломанный стебелёк отзывался в нём болью, несильной, но раздражающей, тянущей и никуда не пропадающей.
Хасл вёл облаву на чужака, но перед его глазами лежало не чёрное поле с чахлыми ростками. Он видел голубое небо, будто блестящие склоны гор и... настоящее поле. С жёлтыми колосьями, достающими до груди, с сотнями полёвок, снующими между ними, куропатками, устраивающими гнёзда в укромных местах, и тучами насекомых, вьющимися в воздухе. В ноздри ударили незнакомые пьянящие ароматы. Слева от них по тропе со смехом пробежала девушка, её живот ещё не округлился, но в нём набирала силу новая жизнь. За девушкой гнался высокий, выше Хасла на голову, парень. Он поймал её, схватил за талию и потащил к знакомому только им месту - небольшой полянке у ручья. Там они займутся любовью со всей страстью
Но ферма рухнула, погребая под собой всех обитателей, их мясо было пожрано временем, а кости остались белеть среди развалин. Пшеница усохла, захирела, её побила спорынья. Ручей зарос и превратился в болото. Мыши и куропатки сгнили, их мёртвые тела превратились в чёрную отравленную слизь. А поля залил туман, выжимающий саму жизнь из этих мест. Серый Зверь. Да, он хотел остаться здесь, но что-то - или кто-то - прогнало его с этих мест дальше, в горы, но здесь, именно здесь, он имел кое-какую власть. К счастью, не сегодня. Девять человек могли идти по этим местам, совершенно не опасаясь чудовища. Они должны пролить здесь свежую кровь, и, кто знает, когда-нибудь забранная в муках жизнь позволит умирающему полю вернуть себе прежний вид.
– Он понял, что мы идём к нему. Пытается уйти в поле.
Хасл остановился, вытащил лук, натянул тетиву, положил стрелу. Он не видел чужака, но знал, где тот находится, этого было достаточно. Стебли поползли по его рукам, обвили пальцы сжимающие древко стрелы и направили острие туда, куда нужно было, чтобы пронзить чужаку сердце. Молодой охотник закрыл глаза - обычное зрение ему сейчас не потребуется - и спустил тетиву...
Кто-то смачно выругался вдалеке. Стрела скользнула сквозь ночную темноту, но пронзилась не сердце чужака, а землю. И в тот же момент что-то мертвенно-холодное и омерзительно-шершавое вцепилось Хаслу в каждый нерв и дёрнуло. В глазах молодого охотника будто вспыхнуло обжигающее солнце, с подушечек пальцев сорвало кожу, в уши воткнулись иглы, а в рот плеснули кипятка.
Хасл вскрикнул и упал на колени. Перед глазами плыл серый туман, а в голову как будто набили грязи - так бывало с ним каждый раз, когда он отходил от состояния, которое он с детства называл «почувствовать дерево». Выходит, у него был дар Друга, а он, простофиля, об этом даже и не догадался... боги, как сложно думать... и что происходит?..
– Вон он, лови его! Держи! Хасл, стреляй, ну, чего ты стоишь?
Кто-то дёрнул его за руку, поднимая на ноги. Перед глазами на миг возникло искажённое страхом лицо Эзмела.
– Стоять можешь?
– Могу, - промямлил Хасл, с трудом двигая языком, и навалился на рыбака.
Старик поставил его прямо и, отпустив, подался вперёд, намереваясь помочь остальным, но тут перед ним выросла огромная чёрная тень. Старый рыбак успел только вскрикнуть, как его тело буквально переломилось пополам. Чёрная фигура швырнула Эзмела в траву и приблизилась к Хаслу, который и пальцем не мог пошевелить.
– А ты, сукин колдун, расскажешь мне, что вы сделали с моим другом, - сказал чужак, и его кулак вонзился Хаслу в солнечное сплетение. Молодой охотник, скрючившись, свалился на землю, заскрёб ногами, пытаясь сделать хоть один вдох, но в тот же миг носок сапога высек искры из его виска и правого глаза.
Потом он видел только темноту и ничего не чувствовал.
Глава четвёртая. Много обещаний
Чьё-то тяжёлое зловонное дыхание буквально разъедало саму структуру окружающего Хасла мира. В давящем смраде угадывались нотки благовоний, которыми Друг окуривал свой гостевой домик, где люди праздновали каждый Йоль. Это было неправильно, потому что благовония были святы и означали жизнь, а влажное дыхание затаившегося чудовища несло смерть.