Могильщик. Трое отвергнутых
Шрифт:
– Он уже там, - сказал кто-то.
Обернувшись, могильщик увидел человека в лохмотьях, указывающего куда-то в сторону гор. Лицо мужчины закрывала костяная маска с грубо вырезанными, скорее даже выломанными, глазными отверстиями. Зато рот резчик выполнил искусно, он будто менялся, едва различимо для взгляда. На рот маски выползала то гримаса боли, то счастливая улыбка, то безумное в своей поглощающей пустоте безразличие.
– Тебе нужно в другую сторону, могильщик, - сказал человек в маске, подбирая череп Шрама.
– Там некуда идти.
– Есть, ты просто ещё не знаешь.
– Там ничего нет.
– Есть, могильщик, есть.
– Человек в маске презрительно дёрнул плечом в сторону гор.
– Туда ты всегда успеешь. Главное найти что-то там.
Могильщик повернул голову назад. Странно, но ветер, дующий ему в лицо, только усилился, он слепил, из-за набежавших на глаза слёз серая равнина и серые тучи смешались воедино.
– Там ничего нет, - повторил могильщик.
– Есть. Ты просто разучился видеть. Вот, посмотри.
Человек в маске швырнул череп в ту сторону, куда смотрел могильщик. От удара кость рассыпалась в прах, и ветер унёс его. Но могильщик запомнил место, куда упал череп.
– Вот видишь. Сначала научись различать хотя бы что-то.
– Там нет ничего кроме праха.
– Возможно, ты прав. Но среди этого праха так много всего, что ты даже представить себе не можешь. Из праха восстают целые цивилизации.
– Чтобы вновь обратиться в прах, - возразил могильщик.
– И так тоже бывает, - согласился человек в костяной маске.
– Но не всегда.
– Что я там найду?
– Это уже зависит от тебя, могильщик. Посмотри на меня.
Могильщик повернулся к человеку в маске. С ним происходили странные метаморфозы. На поверхности кости вырастали клочки и полоски мяса и кожи. Пока что они безвольно болтались от ветра, но уже начинали постепенно срастаться, формирую смутно знакомое лицо. Узкий нос с горбинкой, тонкие губы, впалые щёки, высокий лоб, копна чёрных волос.
– Видишь, у меня ничего не было, я потерял всё. И потерялся на этой равнине, как и ты. Но я что-то нашёл для себя. Хотя бы новую маску. Кто знает, что она даст мне?
Человек в маске махнул могильщику на прощание и пошёл куда-то, держа горы по правую руку от себя. Могильщик же развернулся к чёрным вершинам спиной и побрёл туда, где на поверхности пустыни ещё можно было различить более светлый слой праха.
– Я иду по костям, - сказал могильщик в пустоту, но не получил никакого ответа.
– Разве я могу так делать?
Ответа не по-прежнему не было, и не будет никогда. Могильщик ссутулился и, поглубже надвинув шляпу на лоб, пошёл к своей цели.
Если идти в эту сторону, ноги вязнут куда сильнее...
...Могильщик ещё спал.
Он лежал на скамье, на которую было брошено овчинное одеяло. Рядом сидела Хория. Она была голой, как и в тот момент, когда они уснули вместе. Её острые груди вздымались от тяжёлого дыхания, соски набухли от возбуждения. Дочь хозяина таверны ласкала себя левой рукой, а правая её ладонь лежала в складках одеяла. На внутренней поверхности её бёдер засыхало семя, по подбородку стекала кровь.
– Ты чужой здесь, - сказала девушка, растягивая рассечённые губы в широкой улыбке. Её рот был полон крови, медленно сочащейся из разрезанного пополам языка.
– Мы не любим чужаков.
Она наклонилась к могильщику. Невесть откуда в её правой руке появился узкий нож. Должно быть, она прятала его в одеяле.
– Все чужаки должны умереть, - прошептала Хория на ухо могильщику.
Она подняла нож. Могильщик внутренне сжался, но был не в силах помешать удару - тело не слушало его.
Нож опустился... в алчно подставленный под удар рот Хории. Она вогнала его так глубоко, как могла, и упала, уронив лицо на грудь могильщику. Кровь заструилась по его телу, полилась на одеяло. Хория хрипела, стискивая в агонии бёдрами свою правую руку...
Велион проснулся. Нет, не от того, что Хория истекала кровью на его груди. Девушка, как и во сне, сидела рядом, и ласкала себя левой рукой. Но в правой её руке был член могильщика.
– Доброе утро, - сказала Хория, растягивая губы в улыбке.
Шрамы на правой щеке не давали ей улыбнуться широко, и выходила скорее кривая ухмылка. Но ничего зловещего в этой ухмылке не было.
– Доброе, - разлепил губы Велион.
– Добрее не бывает.
Хория хихикнула и оседлала его. Её движения были размеренными и точными, они помогали забыть даже о ноющих ранах. Могильщик расслабился и прикрыл глаза. «Грёбаные сны, - думал он, - чёртов туман и чёртов карлик, наверное, заставили меня тронуться...».
Потом он подумал о Хории. О том, что он для неё выглядит так же странновато, как и она для него. Не уродливо, нет, непривычно. В конце концов, их отличают друг от друга только шрамы.
Велион провёл пальцами по узору на щеке Хории, но та уткнулась в его ладонь носом и тихо застонала.
Они люди, просто люди. Пусть он проклял себя, надев украденные из сундука Халки перчатки. Пусть девчонка выросла на окраине могильника, а ублюдочный маг пытал её в своё удовольствие. Они остались людьми.
Как это часто бывало, могильщика встретили камнями и проклятьями. Как обычно его опасались и недолюбливали, вполне вероятно, что кто-то из местных до сих пор хочет его убить. Так было всегда. Во внешнем мире про могильщиков часто сочиняли байки и страшилки, говорили, что они ловят детей и насильно надевают на них перчатки, тем самым насылая проклятье на ни в чём не повинных людей. Шептались о том, что они ходят по погостам и выкапывают трупы, чтобы насиловать - мол, костей в мёртвых городах им не хватает. Утверждали, будто могильщики на зиму впадают в спячку на могильниках, а их высвободившиеся духи бродят по деревням, пугая добрых людей. Много чего говорили, много о чём врали.