Мои? чужои? король
Шрифт:
Мы встаем на колени друг напротив друга.
Жители запевают песнь в честь богини брака.
А когда они заканчивают, я говорю отчетливо, глядя на ледяного короля.
— Призываю тебя, Фригг, и тебя, Фрейя, в свои личные свидетели, — называю имя покровительницы, к которой я всегда обращаюсь за помощью и защитой, — И клянусь быть достойной кюной и верной женой. Сегодня и до Последнего пира.
Пусть я говорю эти слова не потому, что люблю и счастлива, но я знаю, что буду действовать сообразно клятве.
Эгиль-Ворон тоже
— Призываю тебя, Фригг, и тебя, Видар, в свои личные свидетели, — бог мщения и безмолвия? я не удивлена, — И клянусь быть достойным королем для своей кюны и защитником для жены. Сегодня и до Последнего пира.
— Клятва! Клятва! Дана клятва! — кричат вокруг.
Ворон наклоняется, обмакивает пальцы в жертвенную кровь и проводит по моему запястью, там, где вскоре появится татуировка кюны.
— Приветствую тебя, моя королева, — произносят его губы.
«Ненавистная и нежеланная», — говорят его глаза.
— Приветствую тебя, мой король, — мои испачканные в крови пальцы прикасаются к его руке.
«Проклятый и нелюбимый», — сообщаю ему взглядом.
Он помогает мне подняться, и мы идем к столу.
ГЛАВА 17
Странно, но ничто не мешает мне наслаждаться едой.
Ни откровенная ненависть некоторых воинов из свиты Ворона, ни жалость в глазах некоторых женщин Сварры.
Ни понимание, что ночь только начинается, ни мой неказистый наряд, который на фоне даже платьев служанок смотрелся тряпками.
Ни молчаливое обещание моего мужа, что каждый последующий день нашей совместной жизни будет мукой.
Я слишком рада, что жива.
Мое тело пульсирует собственной жизнью — поет восторженную песнь Фрейе, глотает вкуснейший воздух, насыщается лучшими кусочками и редким южным вином, которое достали по такому случаю из погреба ярла.
Я и не знала, насколько цеплялась за существование в мире людей, пока меня не попытались отсюда выгнать… И именно это примиряло меня с мужчиной, сидящим рядом. Пусть по своим собственным причинам, но он не казнил. Хотя каждый знает: наказание за покушение на короля — смерть.
За смерть короля тоже… но тогда это уже не наказание.
Почти награда.
Я бросаю короткий взгляд на него и снова утыкаюсь в свою тарелку. Его жесты не лишены аккуратности и даже величавости, как будто большую часть времени он проводит на пиру богов, а его наряд, не в пример моему, из дорогой ткани.
Без короны.
И правда не взял с собой?
На мне её тоже нет… короновать меня он сможет только в Сердце Ворона — если я доеду до замка. И если замок признает меня своей хозяйкой.
И чего об этом снова думаю? Пустое все. Есть только этот вечер, только настоящее — и мое тело поет от восторга.
Темнота становится всё гуще, голоса — громче, а шутки — грубее. Я знаю, что за этим последует… и страшусь этого, и не страшусь одновременно.
… по рассказам, по слухам о том, что делает Ворон со своими рабынями.
Перед глазами все еще стояли картинки, как его воины устраиваются на земле, посреди лагеря, между безвольными ногами взятых с собой шлюх…
Тихонько вздыхаю.
— Пора проводить мужа и жену! — говорит кто-то громко, и все подхватывают.
Да, почти каждый из присутствующих знает, что произошло накануне. Кто мы такие — и какими обязательствами связаны. Но так уж повелось в этих краях: наша жизнь состоит из ритуалов, подобно костру, который горит за счет дров. И как бы ни было плохо, страшно или странно, мы выполняем их.
День за днем.
Жертвоприношение богам.
Клятвы.
Свадебный пир.
Консумация брака.
Интересно, на Севере так же? Или лед сковал не только их сердца, но и заморозил традиции?
Множество факелов вспыхивают в едином порыве, и становится так светло, что больно глазам.
Еще один ритуал.
Нас проводят, освещая как можно ярче — символ наших честных намерений взойти на брачное ложе, в противопоставление тайным любовникам, которые встречаются только в темноте.
Смешно… хотя, нет, не очень.
Мы поднимаемся по витой каменной лестнице рука об руку, а улыбчивые и совсем молоденькие девчонки, хихикая, распахивают дверь в комнаты самого ярла. Однажды и я из любопытства оказалась в их роли — готовила одну из лучших спален для знатных жениха и невесты. Чистые перины, выскобленные полы, свежие простыни и даже засушенные полевые цветы для запаха…
Здесь все это есть, даже больше. Я не привыкла к таким покоям — даже у моего отца одна комната, а здесь целых две. Сначала небольшая, где стоят вырезанные в гиганских корнях кресла, сундуки… наверное, это очень удобно, принимать в ней посланников.
А дальше — еще одна дверь, в которую я заглядываю. Там обнаруживается освещенная лучинами спальня, в которой есть не только огромная кровать, очаг и столик со всякой снедью, но и исходящая паром деревянная лохань.
Я сглатываю, когда вижу её — так хочется опуститься в горячую воду, что у меня темнеет в глазах. Смыть бы всё мое вчера, всё мое сегодня… и завтра.
Но прежде…
Поворачиваюсь на звук закрывшейся двери.
Эгиль-Ворон, не отрывая от меня темного взгляда, сбрасывает с плеч свой черный плащ и остается в черной накидке поверх тонкой незнакомого фасона рубахи — вырез на ней не круглый, а треугольный, и какие-то завязки на рукавах.
Я бы заинтересовалась — мне многое было любопытно — но не сегодня.
Не с ним.
Снимает накидку, сапоги…
Кажется, он настолько устал, что даже ненавидеть не имеет сил. И это первый раз, когда я чувствую между нами что-то общее.