Мои дневники: моя жизнь, моя борьба (1990-2020 годы)
Шрифт:
Все просто отвратительно. Поссорилась с дочей. Она опять стала заказывать истерики по вечерам, требуя, чтобы я ее укачивала, а начинаешь укачивать – она начинает вертеться в кроватке, кривляться, глазами хлопать, песни петь и тд. Я наорала на нее, она проблевалась от избытка чувств, в результате я ковырялась с ней еще три часа. Целый день – только она и она, все для нее, все с ней, разговоры, прогулки, и пр и пр, а ведь она и капризничает, и то, и се, и вот уговариваешь ее по полчаса то умыться, то поесть, то собираться гулять, и так целый день, с утра до ночи, изворачиваешься, чтобы дипломатично завлечь ее на кухню или поиграть, чтобы избежать скандалов и истерик (все-таки сказывается ее ПЭП и перевозбудимость нервная постоянная, хотя и делаю ей ванночки хвойные через день, с рождения, и массажи тоже), а к вечеру уже у меня просто сил никаких нет на эту дипломатию. Тем более, что уже вторую неделю мы сидим дома с этим проклятым насморком, я уже с ума схожу в этих четырех стенах с ребенком! Сил больше нет! Да еще тут и дамские дни задерживаются на два дня, и тест пока отрицательный. Значит, там у меня снова что-то не в порядке по женской части, раз снова пошли сбои. Ведь 4 месяца подряд после операции все было четко, как часы, день в день, а теперь снова ужас, да и только. Я уже боюсь, вдруг новая киста растет?
Включили батареи в квартире, и сразу воздух тут стал такой знакомый-знакомый, из детства, мне всегда нравилось, когда начинали топить батареи
Задержка уже четвертый день, но живот тянет, как в ПМС. Не знаю. Так не хочется снова идти обследоваться.
Так, шестой день, тест отрицательный. Вот с Машей у нас не было таких проблем, все сразу само получилось. А тут…Елки-палки, значит, у меня опять женские проблемы. Все может быть еще из-за того приступа аллергии, из-за Квинке. Ведь вся внутри слизистая тоже отекает сразу, не только губы, язык, но и матка и все остальное хозяйство. Ладно, подожду до 17 числа, а там снова пойду к Татьяне Павловне в нашу хирургию гинекологическую, в поликлинику больше не пойду ни за что, там одни курощупы сидят, только и знают, что лекарства какие-то непонятные распространять, втюхивать, за огромные деньги, прямо как на рынке бабки-торгашки, да еще и запугивают, мол, не купишь этот чудо-препарат от известной фирмы, и ребенок тогда у тебя родиться уродцем, или вовсе не родится. Такие мерзкие! Как мать моя религиозная вечно меня запугивала, всю жизнь, как только в религию ударилась. Бесят все они меня.
Через две недели у дочи день рождения. Мне кажется, она совершенно не изменилась за этот год, ну, внешне, конечно. А так она уже отлично говорит, носится по квартире, как заяц, сама уже давно ест ложкой и пьет из чашки, не из бутылки или поильничка детского. Из чашки. Очень любит читать книжки, постоянно просит меня об этом, узнает буквы знакомые, иногда просит читать одну и ту же книжку по пять раз! Сказки про Дюймовочку, нампример, или еще что-то. Гоняет по квартире бедную кошку, обожает перекладывать свои дела и даже игры на других, прямо как ее папочка. Берет совок, поковыряет песочек пару раз, потом несет его мне – на, копай, сделай мне куличики, а я тут рядом постою, посмотрю. Или несет мне карандаши – на, рисуй, а я посмотрю. Такая лентяйка! Не любит собирать игрушки, приходится даже голос на нее повышать и заставлять ее это делать. Зато любит играть в повара, готовит кашу из желудей с превеликим удовольствием, кормит зверюшек потом, и моет за ними посуду, подметает пол. Вот такая у меня она мармышка.
По-моему, я ничего не рассказывла о семьях, в которых росли мои родители. Именно воспитанием и условиями жизни я могу объяснить жесткий, даже злой, мамин характер, и мягкий папин. Мамин отец Иван Егорович был крестьянином потомственным, из старообрядческой деревни, и характер имел тоже злобный, неуравновешенный, хотя и созидательный. Он довольно часто впадал в ярость, это даже я застала маленькой девочкой, когда мы приезжали в деревню. Он начинал трястись от злости, краснел, и орал, как бешеный, а раньше даже бил своих детей, маму и ее сестер. Мама рассказывала, как они, четыре сестры, дрались с отцом, если он перегибал палку, они себя защищали. Как-то он пришел домой с работы (работал трактористом в совхозе), а дома, как ему показалось – беспорядок, и он начал бить дочерей, маму забил ногами под кровать. Бабушка Агафья, его жена, умерла в 65 лет, маме было тогда 18 лет, она была старшей среди сестер, один брат уже был женат и имел двух детей, второй брат – дядя Ваня – был инвалидом уже, на коляске передвигался только, и в инвалидной мотоколяске – по улице, в трехколесной, с тентом навесным. И дед женился второй раз, привел в дом мачеху из Мордовии, она была вдова, муж у нее работал в НКВД там, в мордовской деревне, был жестоким человеком, бил своего ребенка, который умер потом от скарлатины, и эта тетя Нюра после его смерти и смерти сына приехала в Подмосковье, работала домохозяйкой в Писательском поселке, в том числе и у Марины Латыниной. Она была властной и совершенно негибкой женщиной, и поставила деду условие – либо твои дети, либо я. Дед, всегда охочий до женщин, выбрал ее, конечно, и дочерям и инвалиду-сыну указал на дверь. Моя мама к тому времени уже училась в МИРЭА на заочке (20 лет ей уже было), и работала в нашем институте городском, ей квартиру дали от института в хрущобе на улице Пионерской, двушку мизерную. И все сестры и дядя Ваня переехали туда жить. Вот такие вот жесткие условия существования и вырастили то, что меня расстраивает в маме. Хотя это еще и характер тут многое значит. Тетки, мамины сестры, не такие злые, они любят своих детей и всегда их защищают, даже если те не правы категорически, но они – их дети, и тетки готовы за детей разорвать любого. А моя мама никогда не вступается за меня, она считает, наверное, что я должна сама выплывать. А мне так обидно! Мама считает, что я все должна делать сама, а помогать мне – только в крайнем случае. Да я и не помню такого случая, когда она мне помогала. И лишний раз сказать ребенку ласковое слово – никогда, мама к этому не приучена совершенно. Хотя вот с младшим моим братом Мишей она вообще по-другому себя ведет. Как раз как все тетки.
У папы в мещанской семье все было совершенно по-другому. Там была атмосфера добра, интеллигентности, родители ласкали и привечали своих детей. Папа – мягкий, добрый, покладистый, но если упрется – все, ничем не пронять. Он очень талантлив, писал стихи, хорошо рисовал, но это не развивали в нем, он даже поступил в Плехановское сам, но, по причине своих нервов, мигреней в метро и панических атак, не смог ездить учиться. Вот такие они, мои родители.
В самом начале июня, если все будет слава Богу, у нас с мужем должен появиться еще один малыш. Я ужасно переживаю. С Машей так не переживала, потому что многого вообще не знала тогда. Тем более, сейчас у меня сразу стало повышаться давление до 130-140, уже в первом триместре, кроме токсикоза мне хорошо знакомого, выматывающего, еще появилась аритмия и тахикардия. Сейчас срок уже 14 недель, а мне кажется, будто я год хожу в положении. Но я твердо себя настроила внутри – не слушать никого, маму особенно, и все ее религиозные запугивания спускать в унитаз, потому что я должна родить нормально, вовремя, и нормального ребенка. И точка. И плевать на всех, кто бы что мне не говорил. Я себя настроила уже заранее на успех. И так и будет. Пью витамины Прегнавит, хочу попробовать Матерну, мне знакомая девочка посоветовала, Оля Мишина, мы с ней были в одной группе в детском садике, она живет в доме напротив, тоже ходит беременная. Мама, как всегда, крестится на эти импортные препараты типа Матерны, делает трагическое лицо, как будто я собираюсь принимать цианид. И просит меня пить только русский Гендевит. Потому что американцы специально травят русских женщин Матерной. Я, конечно, как мнительный человек, внутри себя дергаюсь от этих мыслей – А вдруг? Вдруг эти витамины и правда вызывают патологию плода или еще что-то? Хотя я себя и настроила на спокойствие, но иногда внутри как-то волнительно бывает. В общем, с Машей я была намного спокойней. Меня от каждой мысли кидает в холодный пот, но я стараюсь держаться и не пускать страх глубоко внутрь, чтобы он не добрался до ребенка. Я сразу отсекаю все мысли. Ну, стараюсь, по крайней мере. Я не поднимаю ничего тяжелее подушки, учитывая свой прошлый опыт с преждевременными родами, не наклоняюсь резко и тд. В общем, теперь я веду себя намного осмотрительней, ввиду своего интересного положения. Никакого залихватства. Хотим с Сережей съездить в Москву в Институт Планирования семьи, у нас он тут рядом, на Беляево, кажется, или Акушерства и гинекологии. Я их путаю все время, хотим проконсультироваться на всякий случай, как и что. И, если все будет хорошо, рожать тоже там планирую. Кстати, мы поменяли машину. Вместо Сережиной старой Копейки красной, которую он покупал еще до женитьбы, когда подрабатывал в гостинице Россия швейцаром, и накопил денег, купил машину и построил гараж кирпичный с подвалом у себя в Медвежьих озерах, все на свои деньги, молодец. Теперь же у нас белая Пятерка, 2,5 года, не старая, мне нравится. Только Маша в ней всегда орет почему-то.
7 декабря. С Маняшей нужно уже заниматься гораздо больше, чем-то постоянно ее развлекать, подавать новые идеи для игр. А мне иногда так хочется побыть одной, в тишине, чтобы никто не тревожил. Часто хочется с кем-то поговорить по душам, а не с кем. Сережа приезжает, а я уже сплю, уезжает он рано на работу, в выходные Маша+кухня. А я с огромным бы удовольствием съездила бы в казино, или в ресторан, или в ночной клуб куда-нибудь, мне так хочется развлекаться, чтобы кругом все сверкало и блестело. Последний раз я выползала в свет, была в обществе в июне, то есть полгода назад, на свадьбе у Сережиного двоюродного брата. А теперь я просто тухну в четырех стенах! А особенно если дочка капризничает – это не буду, то не буду – вообще тухло! Да и погода стоит отвратная. Декабрь – снега нет. Слякоть, туманы, целый день в квартире горит свет, на улице темно с утра до вечера.
Господи, какая же скука сидеть дома! Сил больше нет! На улице уже середина декабря, +5, лужи, Маня гулять не хочет, да и у меня особого настроения нет. Поиграли на пианино, потом Маша училась надевать штаны, поиграли немного в развивайки и просто с кукол – и все, фантазия моя уже иссякла.
Когда Маняшка подрастет, я, если буду жива, попрошу у нее прощения за то, кричу на нее иногда за какую-то шалость, или если она слишком раздухариться и начинает драться со мной, или скандалить, то я ей говорю, что она дрянная девочка и надоела мне со своими скандалами и закидонами. Потом, когда я успокаиваюсь, мне ее становится жаль, аж плакать начинаю, ведь у нее тонус просто такой нервный, она возбудимая очень, и виновата в этом я, потому что не проверилась до беременности на хламидии, потому что тащила тот ковер злосчастный с балкона. Это моя вина, что она родилась раньше срока, со всеми последствиями. И теперь я не вправе ее ругать за повышенную нервную возбудимость. Нет. Тольк вот потом, когда она снова что-то выкидывает, фортель очередной, я все это как будто забываю, и снова ругаю ее. Я плохая, очень плохая мама, если не в состоянии сдерживать свое раздражение. Но иногда просто сил нет ее уговаривать, что-то придумывать, заманивать, хитрить, только чтобы избежать скандала и истерики. Да, к тому же, я стала раздражительной из-за беременности. А ведь я очень, очень люблю ее, такую засранку. Господи, дай мне силы и терпение, чтобы не кричать на мою дочурку, не наказывать ее.
И еще меня мучает страх за свое будущее. Я боюсь умереть во время родов, тогда некому будет воспитывать мою Манечку, а у нее такой сложный характер, нужно постоянно ее направлять, куда правильно.
Примерно до двух лет Маня более-менее слушала меня, проблем с такими элементарными вещами, как мытье рук или сборы на прогулку не было. В два же года ребенка как подменили. Если зовешь ее кушать или на горшок, то она уносится в неизвестном направлении, ложится на пол, визжит, выкручивается, играет. Только бы не делать то, что ей говорят делать. Даже песни поет таким образом: В лесу Не родилась Не елочка, в лесу Не она Не росла. И все в таком же духе. Даже стойкая терпеливая баба Надя уже говорит, что надо шлепать эту малявку.
У дочи хорошая память. В два года она уже знала наизусть все стихи, что я ей читала, а это книжек 15, не меньше. Она моментально запоминает все, что ей читаешь, стихи особенно, и сразу все повторяет. Одна из настоящих проблем сейчас – укачивание перед сном, вечером. Перед сном мы обязательно сидим вместе, после ванночки и массажика ступней ног, разговариваем, я пою ей песенки, качаю на ручках, мажемся кремом детским, причем она не хочет мазаться одна, обязательно потом надо, чтобы она меня намазала, она по мне лазает, как по пальме, обезьянка маленькая. Потом я заманиваю ее (ну, или загоняю, если уже сил у меня нет сегодня быть дипломатом) в кроватку. И начинается концерт по заявкам радиослушателей. Укачиваю ее и час, и два, и три, ну, сама виновата, так ее приучила, чтобы она не орала, ведь у нее после рождения начиналась уже грыжа пупочная, мы быстро ее вылечили пятью копейками, приклеивали пластырем 5 копеек больших СССР на пупочек, и все быстро у нее прошло, но у меня остался страх, что от плача снова у нее грыжа вылезет, поэтому я ее укачивала до 8 месяцев точно. Потом она еще ночью просыпалась постоянно, два-три раза, снова приходилось ее укачивать, Сережа тогда ушел спать в другую комнату, потому что ему на работу рано. А я однажды ночью плюнула на это дело, не стала Машу укачивать, лежала, не вставая. И она орала до 4 утра, не переставая, потом начала делать перерывы по 15 мину, и так до 6 утра, а потом она уснула. И после этого стала засыпать сама, и я горя не знала почти год. А потом Ирка, Мишина сожительница, воспитатель детского сада, сказала, что, если ребенок просит, его надо укачивать, а то у него осадок останется на всю жизнь. И я, как дурочка, не желая оставлять осадок у своего ребенка, снова начала ее качать, если она плакала и не засыпала. И снова понеслось. Доча просекла, что можно попросить, и мама покачает. В результате мы пришли к тому, что сейчас имеем. Вот так. И я бьюсь над этим просто без сил. Стоит мне отойти покушать или в туалет во время укачивания, начинается ор сразу, и никакие уговоры не действуют. Доходит даже до рвоты – Маня самоотверженно блюет в кровать, если мама не приходит. И нытье постоянное: как я без мамы Гааааали, как я буду без мамы Гаааали. И маме Гале даже в туалет теперь сложно сходить. Да уж. Хорошо хоть, что сейчас, ввиду моего интересного положения, мне и самой часто хочется полежать, и я кое-как Машу убалтываю, в ущерб готовке для мужа или стирке. Но, увы, иногда я срываюсь и кричу, мне надоедает нянькаться с дочей, и я ухожу на кухню, и тогда – привет, харчишки. Маша начинает ими хвалиться. Блевать, то есть, начинает.