Мои эльфы. Бунтарь, недотрога и госпожа следователь
Шрифт:
Сверкая глазами, Сандарин взял мою руку и прижался губами к тыльной стороне ладони.
— Прости меня. Дай мне шанс. Я весь твой. И ты стань моей.
Хитрый лис. Умеет же заговаривать зубы.
Кашлянув, я отобрала у Гааля свою руку и отступила на шаг.
— Я переспала с Айнаном.
Маг прищурился.
— Соблазнила его на пустынном пляже и… у нас все было.
— Ну было и было, — скрипнул зубами Сандарин.
— Хочешь, чтобы я поступила с ним так же, как его мать с тобой? Использовала и бросила? Обесчестила и ушла к другом?
— Кто
Галя снова попытался взять меня за руку. В его глазах разгоралась жажда обладания.
Я попятилась, уходя от нежеланных прикосновений.
— А если я беременна?
Скулы Сандарина как будто немного заострились.
— Значит, я приму твоего ребенка, — сказал он после небольшой паузы. — Ты беременна?
Я пожала плечами и шагнула назад, держась за край стола. Галя шагнул за мной.
— У меня и с Марамиром много чего было. Тебе нужна такая распутница?
— Судьба у меня такая — западать на распутниц, — вздохнул Сандарин с грустно-ироничной улыбкой. — Но, Гаррот, избавь меня, пожалуйста, от подробностей.
Мы снова стояли вплотную. Высокий колдун нависал надо мной, и мне это не нравилось. Я задыхалась от его близости, чувствовала себя загнанной в угол. Пытаясь чуть увеличить расстояние между нами, я уперлась Гаалю ладонью в грудь, но он был как скала — совершенно не сдвинуть с места. Его пальцы скользнули по моей руке, он еще крепче прижал ее к своей груди.
— В моей жизни было только две женщины, две любви. Одна разбила мне сердце и ушла к Андариону. Если и вторая поступит так же — это будет слишком жестокой насмешкой судьбы.
Сандарин смотрел на меня пылко, выжидающе и прижимал мою ладонь к своему грохочущему сердцу. Всем своим видом он буквально кричал: «Будь со мной, сжалься!» — и я против воли начинала сочувствовать его одиночеству, проникаться его трагической историей любви.
Этот плут знал, что делает. Я давно заметила, что язык у него хорошо подвешен. Первый колдун королевства не лез за словом в карман: если хотел ранить или уязвить — вытаскивал из загашника острую фразу и вонзал ее кинжалом под ребра. Сейчас же у него была иная цель. Он давил на жалость, мастерски играл на струнах женской души, столь склонной к сочувствию. Есть в нас, женщинах, этот комплекс спасительницы, это стремление пожалеть несчастных, обогреть сирых и убогих, обиженных судьбой. Не сомневаюсь, что Галя говорил искренне, но в то же время с холодным расчетом подбирал именно те слова, которые выведут меня на эмоции.
— Ты мной манипулируешь, — я опустила руку, разорвав прикосновение. — Надеешься, что совесть и чувство вины не позволят мне тебе отказать.
Сандарин прищурился. Похоже, я разгадала его коварный замысел. Любишь умных женщин? Получай.
— Но я ничего тебе не обещала. И ничего тебе не должна. Особенно после того как ты со мной поступил. Ты сам уложил меня в постель к принцам. И, знаешь, мне там понравилось.
Вены
Я присела на край стола, вдруг почувствовав себя невероятно уставшей от этого разговора. Мне захотелось в объятия своих молодых поклонников, наивных, бесхитростных и простых, в этот островок спокойствия и надежности. Лежать между Айнаном и Марамиром и ощущать себя в безопасности. Не бороться, не ждать подвоха, не пытаться кого-то переиграть или отстоять свои границы.
— Ты слишком тяжелый эльф, дядя.
— Не называй меня дядей, — нахмурился Сандарин.
— Ты мне не по зубам.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
Хмурый, недовольный, он скрестил руки на груди — закрылся от меня.
—Ты всегда будешь мной манипулировать — вот что я имею в виду. Это в твоей крови. С тобой не будет легко, а я хочу, чтобы было. Хочу, чтобы было легко. Ты старше меня, ты маг, опытный интриган. Ты будешь пытаться продавить меня, подмять под себя, заставить плясать под твою дудку тем или иным способом. Ты уже это делаешь.
— Неправда. — На лице Сандарина заходили желваки. — Я буду любить, заботиться, оберегать.
— Душить своей любовью, как сейчас? Ты меня не слышишь. Прешь напролом. Подавляешь своим, — не в силах подобрать нужное слово, я обвела руками его рослую фигуру, нависающую надо мной. — Подавляешь, — я выставила между нами ладонь и легонько толкнула Гааля в грудь. — Мы еще не в отношениях, а ты уже знаешь, как мне якобы будет лучше. Уже навязываешь свою волю. И кстати, то, что ты пытаешься очернить соперников, зачем-то приплетая сюда неудачный брак их родителей, не делает тебе чести.
Сандарин молчал. Морщинка между его бровями становилась все глубже.
— Вместо нормальных извинений, вместо того, чтобы вернуть мне память…
Повисло напряженное молчание. До побелевших костяшек я сжимала пальцами край стола, на котором сидела. Взгляд Сандарина был как нож, вскрывающий консервную банку моего черепа. Он вытягивал из меня последние силы.
— Это значит «нет»? — сказал Гааль после долгой паузы.
Уставшая, я просто кивнула в ответ.
Тишину вспорол короткий саркастичный смешок.
Сандарин отвернулся и шепнул с ядовитой горечью в голосе:
— Подумать только. Сольфина ушла к моему другу, а ты к его сыновьям.
— Ты сам в этом виноват. По крайней мере, в моем случае. За ошибки приходится платить, — повторила я его собственную фразу, произнесенную в отношении Айнана. — Иногда — разбитым сердцем.
Галя опустил голову, стоя ко мне спиной.
— А ты жестока.
— Вся в тебя.
Мы помолчали еще какое-то время. Все мое естество стремилось к принцам, как корабль после шторма к родной гавани, как путник, изможденный долгим странствием, — домой. Я сказала Сандарину, что люблю братьев. Сказала просто так, желая его позлить, а лучше — избавиться от него, но сейчас с потрясающей ясностью поняла: не солгала. Интерес и желание незаметно переросли в нечто большее, серьезное и глубокое.